Эскадрон особого назначения - Александр Альбертович Самойлов

class="p1">Мне хочется послать всех на три веселые буквы и уйти, но я заставляю себя остаться. Нет уж, сражаться – так до конца! Меня этому еще учили отец и мать, а потом вдолбили в училище.

– Я готов принять любой вердикт суда, – произношу я с гордо поднятой головой. – Но в любом случае все, что я тут рассказал – чистая правда. Я не стал бы обманывать боевых товарищей!

– Суд удаляется на совещание, – произносит НикНик. – О нашем решении вы узнаете через полчаса, а пока всех господ офицеров, кроме судей, прошу покинуть зал.

Взгляды судей не обещают мне ничего хорошего. Эх, не служить мне больше в 52-м… Надо, наверное, было сразу соглашаться на перевод…

Внезапно в зале становится подозрительно тихо. Повинуясь общему инстинкту, оборачиваюсь.

На пороге хорошо знакомый – прикомандированный к части полковник Генштаба Ванновский, с которым мы когда-то неплохо и с пользой провели время, устроив маленькое соревнование по стрельбе.

Он взволнованно утирает пот с лица и выглядит запыхавшимся.

– Господа, надеюсь, я успел вовремя!

– В чем дело, Сергей Петрович? – спрашивает дотоле сосредоточенно молчавший Али Кули Мирза. – У вас какие-то новости?

– Так и есть. Рассчитываю, что вы еще не успели вынести штабс-ротмистру Гордееву приговор.

– Еще нет, но через полчаса приговор будет…

– В таком случае, надеюсь, вы примете к сведению следующие сведения, – полковник набирает полную грудь воздуха. – Во-первых, подполковник Маннергейм подтвердил информацию о том, что штабс-капитан Вержбицкий шпионил на японцев.

Зал взволнованно гудит. Многие бросают в мою сторону взгляды.

– А во-вторых? – интересуется Али Кули Мирза.

– А во-вторых, сегодня был схвачен японский офицер с важными документами. Из них следует, что во время рейда штабс-ротмистра Гордеева по тылам врага его отрядом был нанесен колоссальный урон неприятелю. Счет убитых и раненых солдат неприятеля идет на тысячи, господа! И если это не успех – тогда у меня нет каких-то других слов, чтобы назвать это!

Глава 9

На комполка страшно смотреть. Али Кули Мирза бледнеет, краснеет. Собрание шумит взволнованно и все еще недоверчиво.

– Сергей Петрович… В такой результат, согласитесь, поверить нелегко… Рассказы штабс-ротмистра больше напоминают похвальбу барона Мюнхгаузена…

Ванновский повышает голос, чтобы его слышали все собравшиеся.

– Господа, не участвуй я сам в допросе, я бы, вероятно, как и вы, не поверил бы. Но факт остается фактом.

– А не может быть ошибки перевода? – хватается за последнюю соломинку Дараган.

– Нет. Мы несколько раз задавали этот вопрос пленному японцу, через нескольких переводчиков. Все ответы и переводы совпали. Мало того, из документов, бывших при пленном японце, следует, что из-за действий охотников Гордеева противник вынужден отложить на неопределенный срок свое наступление.

– Это просто чудо какое-то, – разводит руками опешивший НикНик.

– Это не чудо, господа. Это подвиг! – Али Кули Мирза поворачивается ко мне. – Николай Михалыч, приношу вам свои искренние извинения.

– Извинения приняты, господин полковник, – я рад, что персидский принц переменил свое мнение обо мне, все-таки изначально у нас с ним выстраивались неплохие отношения, и я отношусь к нему с искренним уважением. – Но подвиг это не только мой, а и всех моих боевых товарищей. И все они до последнего казака и солдата заслуживают награды.

Полковник обнимает меня. Шамхалов искренне улыбается и с чувством трясет мою руку.

– Полагаю, господин штабс-ротмистр полностью свободен от всяческих обвинений? – Ванновский обводит собрание внимательным взглядом.

– Разумеется, – спешит заверить его Дараган.

Хотя чувствуется, что уж НикНик с удовольствием вынес бы мне обвинительный вердикт. А ему-то чем я перешел дорогу и где?

– Господа, предлагаю по возвращении барона Маннергейма в полк заслушать его и штабс-ротмистра Гордеева рассказы об их героическом рейде, – высказывается Шамхалов.

– Да, да! С обязательным разбором тактических схем их действий! – добавляет НикНик и поворачивается ко мне. – Вы же не откажетесь, господин штабс-ротмистр, поделиться своими наработками и с остальными офицерами полка?

Чувствую какую-то подковырку в предложении Мирбаха. Но да Бог ему судья!

– С неизменным удовольствием, господа. Поделюсь всем, чем смогу.

Офицеры расходятся с ободрительным в целом, ропотом. Тем не менее отмечаю, что кучка недовольных благополучным для меня исходом офицеров группируется вокруг НикНика и все вместе покидают собрание.

В принципе, ожидаемо. Те, кто меня прежде считал выскочкой и белой вороной, только утвердились в своем мнении.

И все равно немного грустно – как ни крути, это мои боевые товарищи…

Меня окликают.

– Николай Михалыч, на пару слов тет-а-тет.

Чувствую, что Ванновский что-то припас в рукаве.

– Разумеется.

Он поворачивается к комполка:

– Мы сможем воспользоваться вашим кабинетом?

– Отчего нет? Буду польщен.

Следуем в штаб. Комэск с нами, старается держаться рядом со мной. Но в кабинет командира полка не идет, его не приглашали. Шамхалов остается ждать в приемной, благо ординарец полковника предлагает ему стакан крепкого чая и какие-то бутерброды.

Невольно сглатываю слюну – после суда тоже сильно проголодался.

– Господин полковник, у вас найдется чем промочить горло? – Ванновский с ходу берет быка за рога.

Али Кули Мирза кивает, роется в походном погребце, достает из него бутылку «шустовского». Разливает по рюмкам.

– За победу русского оружия, – чокаемся и выпиваем.

Ах!.. Хорошо… Прямо огонь по жилам, горячий ком падает в желудок и раскрывается там мягким хмельным толчком, мозг словно укутывается ласковым невесомым пуховым одеялом… от всех бед и треволнений этого мира.

– Николай Михалыч, а взялись бы вы на основе вашего опыта командования отрядом охотников и проведенных в тылу врага операций написать нечто вроде… руководства по…

– Разведывательно-диверсионному делу?

– Ди-вер-си-онному… – Ванновский катает слово на языке, словно добрый глоток «шустовского». – Петр Великий еще в семьсот первом году создал под новый армейский артикул – корволант – летучий отряд из конницы, пехоты, следующей на лошадях, и легкой артиллерии, действующий в тылу противника без обозов, выполняя стратегические задачи.

– Мне с первым российским императором не равняться, но что смогу, то сделаю.

– Отлично. Надеюсь, недели вам хватит.

Скрепляем договор крепким рукопожатием.

В расположение возвращаюсь чуть навеселе после рюмки коньяка и на позитиве. Пытаюсь формулировать в голове будущее руководство. Мысли теснятся, забегая друг за друга, не хотят выстраиваться в нужный ранжир.

Расположение встретило меня настороженной, внимательной, даже тревожной тишиной. Бойцы замерли с невысказанным вопросом на лицах.

– Все нормально, братцы. Мы все признаны героями.

– Ура!!! – несется над палатками.

– Качать господина штабс-ротмистра! – Это из Буденного прет энтузиазм.

Несколько минут борюсь с собственным вестибулярным аппаратом, взлетая вверх и вниз на руках своих бойцов.

– Да отпустите же, черти! Укачаете! – кричу им на очередном взлете вверх.

Бережно ставят на землю и оправляют сбившуюся форму. Кузьма