Мастер клинков. Клинок заточен - Дмитрий Викторович Распопов

подряд. Вот только я не представлял себе, какой большой проблемой станет апатия и нежелание двигаться, помноженные на странные голоса в голове, которые в абсолютной тишине подземной камеры слышались лучше монастырского колокола. Пока я не понимал, о чём они говорили, поскольку язык был мне не знаком, но списывая эти глюки на одиночество, я старался не обращать на них внимания.

– Так, Макс. – Я заставил себя, подняться с кровати и представить, что в руках копьё. – Нужно тренироваться.

«Зачем? Какой в этом смысл? – шептал мне внутренний голос. – Месяц в келье, и ты выйдешь отсюда, зачем тратить силы и время на ненужные телодвижения?»

Я с трудом отмахивался от него и начинал разминочный комплекс. Вскоре должны были принести еду, и мне следовало поторопиться, из‑за собственной лени я не успевал закончить всё, что хотел.

Две недели спустя

«Я прекрасно понимаю это, господин Эр’дел, у моего помощника есть мысли, как привязать активацию вируса не только на синаптические реакции мозга носителя, но и на слова‑ключи. Древнеспиктский алфавит прекрасно подойдет для этих целей, их руны никем не изучены, а мы знаем их точный перевод, его и можно использовать для активации вируса».

Не понимаю, сплю или это происходит наяву, но голоса двух разговаривающих существ стали посещать меня чаще, я даже начал разбирать то, что они говорили! Пока, правда, частично и отрывочно, но с каждым днём всё отчётливее и отчётливее. Как только я понял, что эти голоса не мои собственные глюки, то каждый раз, когда лень или апатия пытались завлечь меня в свои сети, я специально вставал и делал незапланированные упражнения, словно показывая сам себе, что за подобные желания последует наказание.

Палочки, нацарапанные на стене, свидетельствовали о том, что прошли две недели, но особых результатов я за собой не замечал. Сколько бы ни пытался вызвать у себя золотистое свечение, какое я видел у паладинов, ничего не получалось. Фаерболы на ладони не зажигались, золотой кокон не появлялся, и я старательно гнал от себя мысли о том, что впустую трачу здесь время.

Месяц спустя.

Комната настоятеля монастыря

– Брат Гнат? – Настоятель внимательно посмотрел на паладина, который задумчиво склонился над кружкой с вином. – Твоё мнение?

– Нужно продолжать, наше зелье не даёт никакого эффекта, – наконец ответил тот. – Не понимаю, мы все прекрасно знаем, что каждый может стать паладином, но те, кто не прошёл испытание, всё равно показывали хоть что‑то!!! Изменение навыков, новые языки, каждый раз появлялось что‑то новое!!

– Может быть, он чего‑то достиг, но помалкивает об этом? – осторожно поинтересовался брат Ивор. – Если он заметил, что стал магом, то специально не демонстрирует нам свои умения, зная, чем это грозит.

– Нет! – отрезал седоусый паладин. – Я лично спускаю ему еду, и в его энергетике нет изменений, нет всполохов, характерных для ведьм и магов.

– Озвученные тобой существа, брат Гнат, могут легко это прятать, – с усмешкой заметил Ивор, – и ты это прекрасно знаешь.

– Но не тогда, когда они этот дар только‑только получили, не нужно обвинять брата в невежестве, – настоятель мягко укорил паладина. – Если бы Максимильян обрёл любой дар под воздействием нашего зелья, он не смог бы контролировать себя, поскольку не знал, как правильно с этими возмущениями бороться.

– Поддерживаю, – откликнулся со своего места третий паладин, – давайте продержим его ещё месяц, если и тогда не будет результата, то хотя бы скажем главе ордена, что попытались сделать всё, что в наших силах.

– Братья? – Настоятель посмотрел на двух основных спорщиков, те нехотя, но кивнули.

– Хорошо, тогда ещё месяц!

* * *

Я не сразу понял, что происходит, когда вместо обычной корзины с бечёвкой вниз упал канат и сверху раздался голос, оглушивший меня.

– Взбирайся, только осторожно!

Я окинул взглядом свою келью, ставшую мне домом за последние два месяца, и забрал из‑под матраса брусок металла размером с мизинец, надеясь, что никто не заметит пропажу крышки от ночного горшка. Обтерев его рукавом грязной одежды, я положил его за щёку, не нужно было, чтобы его увидели паладины.

Тренировки дали о себе знать, изрядно похудевшее тело – тоже, так что наверх я взлетел, быстро перехватывая узлы каната руками и лишь слегка помогая себе ногами.

Свет факела так резанул по глазам, что я вскрикнул от боли и зажмурился.

– Надень мешок, а то ослепнешь. – Знакомый голос настоятеля был для меня слишком громким, но боль в глазах была сильнее, так что я позволил натянуть мне на голову мешок из очень плотной материи, которая не пропускала света, и смог снова открыть глаза.

– Я поведу тебя за руку и буду предупреждать о ступеньках, – произнёс паладин, и я услышал лязг крышки люка, которая недавно отрезала меня от всех звуков внешнего мира.

– Мы не пойдём сразу наверх – это будет слишком тяжело для тебя, – по пути он стал меня инструктировать, – у нас есть специальная келья, где воспитанники приходят в себя, так что поживёшь там столько, сколько тебе нужно, чтобы привыкнуть к звукам и свету.

Я попытался ему ответить, но отвыкшие от речи голосовые связки отказывались мне подчиняться, я лишь прохрипел в ответ нечто невнятное.

– Разговаривать тебе тоже надо, хотя бы самому с собой, – хмыкнул он, – ещё никто так долго не находился под землёй, так что можешь гордиться. Я впервые вижу человека, так отлично выглядящего после столь длительного пребывания там, обычно мы достаём оттуда чуть живых.

– А с ума часто сходят? – прохрипел я, вспомнив свои галлюцинации.

– Бывает и такое, – не стал скрывать он, – но обычно всё проходит хорошо, мы долго готовим воспитанников к этому испытанию, так что лишь слабые духом проваливают его. Зачем нам такие в ордене?

– Спасибо, что вытащили меня. – Мне так не хватало человеческой речи в одиночной келье, и сейчас я был рад даже обществу паладина. – Но почему так долго? Я насчитал целых два месяца.

– В тебе что‑то изменилось? – вопросом на вопрос ответил настоятель.

– Я ничего не заметил, – быстро заявил я.

– Значит, наша тренировка не дала результата. – Его голос изменился. – К моему сожалению, Максимильян. Мы сделали, что могли.

– Я не виню вас, видимо, дело во мне, – продолжал врать я, ощущая за щекой брусок, который изменил всё моё мировоззрение, – но зато это испытание помогло мне стать сильнее и понять, что я смогу многое преодолеть, и за это я безмерно благодарен вам.

– Не стоит, Максимильян. – Голос паладина был грустен. – Обычно после подобного испытания мы получаем либо паладинов, либо тех, кто не прошёл его. Ты, впервые за всё время, что