Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

«Эх, сюда бы пушку Гаусса-Уткина, — злобно подумал Пошта. — Зарядить мелкой дробью — и по ногам. В миг бы размело эту шу­шеру!».

— Назад! — орал он. — Назад, а то буду стрелять!

И тут из толпы вылетело что-то горящее. Бутылка с торчащим из горлышка куском пылающей тряпки. Прежде чем мозг понял, что это, руки среагировали сами. Пошта выстрелил, «коктейль Молотова» взорвался в воздухе, горящая смесь масла и бензина огненным дождем пролилась на головы толпы. Люди завопили и бросились в рассыпную.

Улица опустела в мгновение ока.

—  Сейчас они вернутся, — сказал мичман Воловик. — Воору­жатся и придут. Делаем ноги! Быстро!

—  К Уткину! — велел Пошта. — Берем «Мародер», меняем книжки на пушку и валим!

К дому изобретателя пришлось бежать, что в полном снаряже­нии делать не так-то просто. Пока феодосийцы готовились к про­должению линчевания неугодных гостей, запасаясь оружием и боеприпасами, листоноши и матросы ворвались к Уткину — взмы­ленные, уставшие, запыленные.

Уткин аж рот разинул от удивления.

— Ну надо же! — только и сказал он. — Добрались! Живые!

«Ах ты гад, — подумал Пошта. — Удивляется еще».

—  Что происходит в городе? — спросил Телеграф. — Нас чуть не растерзали!

—  А вы не в курсе? — пожал плечами Уткин. — Ах, ну да, вы же были в крепости, когда прибыл гонец. Война, друзья мои, большая война в Крыму началась. Объединенные силы хана Арслана Гирея Второго, гетмана Дорошенко и Союза Вольных Городов Крыма выдвинулись к Джанкою.

Пошта похолодел. Опоздали. Надо во что бы то ни стало очи­стить доброе имя клана листонош — иначе не будет больше такого клана. Против всего Крыма им не выстоять.

—  Позвольте спросить, — продолжал Уткин, — а добыли ли вы ту литературу, о которой я имел скромность упомянуть?

—  Добыли, — сказал Пошта и швырнул к ногам изобретателя мешок с книгами. — Радуйтесь.

Уткин упал на колени и принялся рыться в мешке, издавая вос­хищенные вопли. Прямо как Кайсанбек Аланович в Генуэзской крепости. Интеллигенция. Не от мира сего. Война на острове, а им все книжечки подавай.

—  Мы забираем вашу пушку, — продолжил Пошта. — Как дого­варивались.

—  Да-да, конечно, берите! — бормотал Уткин, листая ветхие страницы. — Договор дороже денег.

Пошта сдернул с пушки Гаусса-Уткина покрывало и критиче­ски ее осмотрел. Ага, кронштейн стандартный, как от станкового пулемета. Можно будет смонтировать на крыше «Мародера», Бан­дерольке может пригодиться. Боеприпасы хоть в ящик ссыпай, ме­таллолома тут достаточно. А что у нас с электропитанием? Бата­рейки где? Или аккумуляторы?

—  Где источник питания? — спросил Пошта.

—  В соседней комнате, — махнул рукой Уткин.

Предчувствуя недоброе, Пошта пошел по силовому кабелю к ближайшей двери, распахнул ее и обомлел.

Его взору предстал чудовищный механизм — с дровяной топ­кой, паровым котлом и динамо-генератором. Все это пыхтело, коп­тило, свистело, щелкало клапанами высокого давления и жужжало. Копать-колотить! Пушка Гаусса-Уткина на дровах!

И как мы это упрем?!

— Уткин, — негромко сказал Пошта. — Сдается мне, вы нас ки­нули. Как мошенник на базаре.

— Почему же кинул? — возмутился изобретатель. — Договор есть договор. Вы мне книги — я вам пушку. Забирайте вместе с ге­нератором. Видите ли, — начал оправдываться он, — у меня не по­лучилось создать достаточно мощную батарею, ничего сложнее лейденской банки в кустарных условиях не сделаешь, ну где я возьму азотную кислоту? Суперконденсаторы я добыл в Симфе­рополе, был там один военный заводик, а вот электричество при­ходится извлекать старым дедовским способом...

Пошта присел на корточки и почесал в затылке. Ситуация скла­дывалась — хуже некуда. Весь Крым возненавидел листонош — раз. Чудо-оружие Уткина нетранспортабельно — два. Феодосийцы собираются нас разорвать на части — три. Что он забыл?

— У меня плохие новости, — доложила Бандеролька, входя в комнату.

—  Я не удивлен, — ответил Пошта. — Что там еще?

— Солярки почти нет в «Мародере». Кто-то слил. И уголь сты­рил. Ехать не на чем.

— Копать-колотить...

Пошта открыл атлас и посмотрел на карту. Да-с, вляпались. Ладно, им с профессором, Костей и матросами всяко придется идти пешком — через горы даже «Мародер» не проберется, так, собственно и планировалось. А вот Бандерольке, Телеграфу и док­тору до Керчи будет далековато. Могут не успеть, и бункеры по­падут не в те руки. И — все, пиши пропало.

Гонка со временем, гонка со смертью. И листоноши ее прои­грывали.

— Уткин, — спросил он. — Где в Феодосии можно достать соля­ру? Или уголь?

— Нигде, — ответил изобретатель. — Тем более в сложившейся острой политической ситуации я бы вообще не рекомендовал вы­ходить на улицу.

Пошта выглянул в окно. По улицам рыскали группы озлобленных аборигенов, вооруженные кто чем — палками, граблями, двуствольными ружьями.

—  Как глупо, — сказал Кайсанбек Аланович. — Отправиться в экспедицию с благородной миссией, пытаться остановить новую Катастрофу и возродить человечество — и погибнуть из-за отсут­ствия солярки и мозгов у толпы озверелых аборигенов. Ирония судьбы.

Пошта ощутил острое желание долбануть по толпе из пушки Гаусса-Уткина. Приманить побольше туземцев и превратить в мел­кий фарш. Примитивное кровожадное желание убивать. С трудом листоноша отогнал эту мысль.

—  Ну почему же так пессимистично, коллега? — спросил Уткин. — Не все потеряно. Если ваш автомобиль способен ездить на угле, значит, поедет и на дровах, а уж дров у нас достаточно. Надо только слегка модифицировать котел, уж поверьте мне, я на эти паровых технологиях собаку съел. Возьмем запчасти от гене­ратора — и поедет ваш броневик как миленький!

Пошта почувствовал робкую надежду.

—  Сколько на это надо времени? — спросил он.

—  Час-полтора, — ответил Уткин.

Как раз стемнеет. Хорошо. Очень хорошо. Главное — продер­жаться.

—  Приступайте, — велел Пошта. — Ночью будем вырываться из города.

Глава 7.

КОШКИН ДОМ

Бандеролька считала себя опытным листоношей. Операций и экспедиций — десятка два, везучесть повышенная, наглость про­качанная. Она умела стрелять, но предпочитала разруливать кон­фликты на словах, и уж точно не нуждалась в защите.

Однако разделение отряда далось Бандерольке тяжело.

Неспокойно было за Пошту. И за себя, что уж там говорить, тоже было неспокойно: отряд маленький, хотя Телеграф в бою десятерых стоит, а в экспедиции — и всей сотни; места незнакомые. Раньше Бандерольке не приходилось посещать Керчь. Говорят, город и до катастрофы был мелким и богом забытым, а теперь — и подавно.

Севастополец Стас весело насвистывал, пакуя вещи. И бросал на Бандерольку жадные взгляды.

Вообще она была бы не против — при других обстоятельствах. Мо­ряк — мужчина видный, а к врачам Бандеролька питала слабость.

Но речь шла о выживании не конкретных людей даже — всей Цивилизации, всего человечества. А значит, амуры и интрижки стоило отложить до мирного времени.

Развалины Феодосии, кажется, затаились в ожидании отъез­да листонош. Автомобиль, доставшийся в наследство от Пошты, уже фырчал, изрыгая облака дыма, а Бандеролька все медли­ла, не отдавала приказ выходить. Телеграф кашлянул в кулак, в очередной раз проверил, удобно ли приторочен груз, и про­изнес:

—  А не пора ли нам пора?

—  Вообще да, — откликнулась Бандеролька, — но что-то мне не нравится, а что — не пойму.

—  Мало нас, — кивнул Телеграф, — но ты не переживай, оно и хорошо. Большой отряд издалека видно. А парочку молодоженов с пожилым дядюшкой, кочующих в Керчь, никто и не заметит. Толь­ко не забывайте в людных местах защиту надевать. Сами видели, как к листоношам относятся. Последние времена настали: мы бьемся, значит, чтобы цивилизацию защитить, а разное топливо для биореактора нам палки в колеса ставит.

—  Хорошо, не кидает палки, — хохотнул Стас. — А то топливо такое. Оно может.

—  Отставить пошлости, — покраснела Бандеролька. — Тихо оба два. Не чувствуете?

Что-то было не так.

Она не могла бы сформулировать, что именно «не так». Слиш­ком тихо? Но извилистая древняя улица с дворами столь старыми, что они казались продавленными (культурный слой нарастал, и местным приходилось откапываться, чтобы окна и двери под зем­лю не ушли), с раскидистыми абрикосами и шелковицей всегда, видимо, была тихой. Где-то заблеяла овца — лениво так, сонно. Было жарко. От близкого моря к городу поднималось томное ма­рево. Воздух над сопками чуть дрожал, небо светилось выгорев­шей синевой.

Жителей не видно?

Те, кто приспособился, мутировал, ясно, укрываются от взгля­дов листонош.