Хозяин Заброшенных земель - Дмитрий Лифановский

Стилиан увидел улыбку на его лице. Но стоило выйти за дверь, мимолетная радость от истерики напыщенного идиота тут же пропала, сменившись предчувствием чего-то фатального, отчего сердце сдавливало ледяными пальцами а душа трепетала в желании скрыться, спрятаться от надвигающегося ужаса.

Глава 7

Первый день в лагере получился сумбурным. Надо было оказать помощь раненым, поставить дополнительные палатки, распределить места, ознакомить вновь прибывших с внутренним распорядком. Вроде, не так уж и много дел, но на них ушел практически весь день. А если учесть усталость после пережитых приключений и тяжелого перехода — ничего удивительного в том, что, едва село солнце, мы тут же попадали, провалившись в сон.

А утром началась обычная рутина. Фрейя с Беляной отправились на кухню к Герде. У девочек учеба и помощь по хозяйству. У воинов служба. Мирину отрядили санитаркой к баронету в лазарет. Стас злобно пострелял глазами в сторону лекаря, но, убедившись, что того ничего, кроме пациентов и науки не интересует, успокоился и продолжил ходить хвостом за профессором. В общем, всем нашлись дела, кроме Радомиры. Я просто не знал, куда пристроить пожилую женщину. Мне сложно представить себе ватаманшу на кухне, но и к службе ее не привлечешь. Она чужая.

Вот и получилось, что старуха шастала по лагерю неприкаянная, суя свой крючковатый нос в каждую щель. Только на склады я ее не пустил. Ничего секретного там нет, но порядок есть порядок. Так продолжалась два дня. Радомира посидела на уроках с ребятишками, подтрунивая над Мириной и Стасом, но была изгнана профессором за нарушение дисциплины. Покомандовала на кухне. Не долго. Пока Герда, потеряв терпение не рявкнула на старуху. Под удивленные взгляды дочери и внучки, ведьма, кривясь в ехидной улыбке, молча ушла. Мне, вообще, показалось, что эта неустроенная походная жизнь доставляет Радомире непередаваемое удовольствие, скинув пару десятков лет.

Утром третьего дня Ардак занялся с парнями из банды Тихого боевой подготовкой, демонстрируя мастерство владения двумя саблями. Бывшие бандиты с восторгом наблюдали, как в умелых руках сливаются в сверкающую в лучах солнца пелену стремительно порхающие клиники. Воин, словно он орудовал легкими прутиками, не сбив дыхания, комментировал каждое свое движение, каждый шаг, объясняя, для чего и как он это делает. Радомира с интересом и легкой грустинкой смотрела на забавы молодых. Наконец, не выдержав, она шагнула к стоящему неподалеку Шулуну:

— Дай! — женщина требовательно протянула руку к сабле. Парень удивленно посмотрел на ведьму, на командира и перевел взгляд на меня. Я кивнул, разрешая отдать оружие. Воин с неохотой вытянул саблю из ножен. — Вторую! — сухая рука потянулась к Отхону.

Стоило ведьме сжать эфесы, как по ее спине словно пробежала искра, выпрямляя стан и зажигая огонь в потускневших глазах. Она больше не была старухой, докучающей всем своим присутствием. В одно мгновение Радомира превратилась в опытную воительницу, знакомую с языком стали не понаслышке. На ее лице появилась предвкушающая улыбка.

Первые движения были медленными, словно ведьма пробуждала забытую мелодию боя. Клинки скользил в воздухе, выписывая плавные дуги, разрезая невидимые путы. Постепенно клинки мелькали все быстрее, резче, наполняясь силой и уверенностью. Сабли в руках Радомиры танцевали, превращаясь в смертоносное продолжение ее воли.

Молодые воины, пораженные увиденным, замерли. Даже Ардак, лучший из нукеров во владении белым оружием, не мог оторвать взгляд от ее танца. Женщина перемещалась с грацией пантеры, ее атаки были быстрыми и непредсказуемыми, а защита — непробиваемой. Она словно сливалась с пространством, предвидя каждый шаг, каждое движение воображаемого противника. Внезапно Радомира остановилась, вернув себе невозмутимое выражение лица. Никто не решался оборвать воцарившуюся тишину, чтобы не разрушить хрупкое очарование момента.

— Забыла, как приятно держать в руках сталь, — тихо с грустью произнесла она, — Много лет прошло… Слишком много.

Тишину нарушил Ардак, в его голосе слышалось нескрываемое восхищение:

— Это… это потрясающе! О таком мастерстве я только слышал от стариков!

Ведьма обернулась, на ее губах мелькнула тень улыбки:

— Время неумолимо, и оно взяло свое, — видели бы вы меня в молодости, — из женщины словно вынули стержень. Она вернула сабли и, ссутулившись, зашагала к пещерам, по-стариковски волоча ноги по снегу.

— Госпожа! — окликнул Радомиру Ардак. Женщина обернулась и парень сделал поспешный шаг к ней опускаясь на колено и склоняя перед ней голову. Его примеру тут же последовали остальные нукеры, а вслед за ними и их ученики, — Станьте нашим учителем!

Так у моих парней появилась суровая наставница, а к старой ватаманше пришла вторая молодость.

* * *

Сегодня от нас уходил связной.

— Дойдешь?

— Я, ярл, эти места еще мальчишкой с отцом исходил, — улыбнулся Бронислав, — Дойду. Ворону твои слова передам, а там уже ему решать, — он хотел что-то добавить, но передумал.

— Добро, — кивнул я.

— Бывай, ярл, авось свидимся, — парень отыскал глазами Мирину, — Мирка, за брата не переживай. Он с Фроди Сигурдовичем все время. Только из-за тебя места себе не находил, сожалел, что не смог забрать из города. Теперь успокоится. Тихий, смотри мне, — вольный показал Стасу огромный кулак, — Что случится с ней, Олег голову открутит, а я помогу.

— Не пужай, пуганые мы, — усмехнулся бывший гопник, — Не дам я ее в обиду, — и парень сграбастал в объятия девушку. Она тут же приникла к нему, виновато улыбнувшись Брониславу.

А вы не рыдайте, — он еле-еле отцепил от себя заливающихся слезами мелких пигалиц, — Будя. Эллинов прогоним — на охоту с собой возьму.

— Обещаешь? — три голоса слились в единый хор.

— Обещаю, ­– он улыбнулся, покачал головой и, слегка щелкнув пальцем по трем опухшим от слез носикам, вразвалочку пошагал к реке, ловко переставляя плетеные из ивовых прутьев снегоступы. Бронислав, пока отлеживался под присмотром баронета в импровизированном лазарете, наплел таких на всю нашу разношерстную компанию.

Суровый и нелюдимый с виду охотник неожиданно оказался парнем общительным, беззаветно любящим детей. Буквально с первых минут он нашел общий язык с «мелкими» и те каждую выпавшую свободную минуту крутились вокруг его лежанки, стрекоча, как из пулемета, подробностями своей короткой, но весьма насыщенной жизни. У меня бы голова взорвалась от такого сорочьего галдежа, а парню хоть бы хны. Улыбается, о чем-то спрашивает, реплики вставляет. Потом взялся учить девочек плести снегоступы и корзины. Они часами колдовали над ивовыми прутьями, перекладывали их из кучки в кучку,