Михаил Ахманов - Врата Галактики

– Что ж, прекрасно, – ответил Марк и направился к выходу из сада.

Сад и жилая зона разделялись небольшим тамбуром. Здесь пришлось задержаться – видимо, в этой камере происходило изменение масштаба, и лилипут Марк Вальдес становился человеком нормального телосложения и роста. Это сопровождалось перепадом гравитации. В саду она достигала 0,9 g и была почти привычной человеку, но в коридоре за тамбуром, в рубке и жилых отсеках, кроме каюты Марка, условия были рассчитаны на лоона эо: тяготение 0,3 земного, температура двадцать шесть по Цельсию и некоторый избыток кислорода. Марку пришлось заблокировать свой дыхательный имплант.

Он вышел из камеры и очутился в широком коридоре. Планировка жилой зоны бейри была так же проста, как на земных корветах и малых посыльных судах: коридор вел прямо в рубку, а с обеих его сторон находилось по две каюты. Слева – апартаменты Хийара и Марка, справа – отсек Регистратора и свободное помещение. Анат, похоже, не лукавил, говоря о первых и последних; Регистратор в самом деле являлся необычным биороботом, раз его поселили в отдельной каюте. Марк полагал, что это скорее всего признак высокого статуса, а не физиологическая потребность. Его собственная каюта была оборудована всеми мыслимыми удобствами: привычные тяготение, освещенность и состав атмосферы, ванна, вихревой душ, утилизатор и повар-кибернет, готовивший земные блюда. Но Первый явно не нуждался ни в душе, ни в пище, ни в утилизаторе.

А Хийар? Что ел и пил Хийар?.. Он был похож на человека, он говорил, жестикулировал и двигался, как человек, и внешнее подобие обманывало, заставляя считать, что лоона эо ничто человеческое не чуждо. Но опыт Судьи Справедливости подсказывал Марку, что это иллюзия.

Стоя перед проемом, ведущим в каюту Хийара, он думал об их первой встрече. С Тхара его и Бранича доставили на корвете Сторожевой флотилии; перелет занял несколько дней, и когда корабль, вынырнув за орбитой Плутона, взял курс на Юпитер, «Анат» уже находился в точке рандеву. В свете прожекторов он казался большим зеленовато-серебристым дельфином: плоское днище, изящные обводы верхней, более выпуклой части, невысокий гребень, тянувшийся к закруглению хвоста… Ни маневровых двигателей, ни антенн, ни орудийных стволов Марк не разглядел, как и шахты контурного привода; несомненно, бейри перемещался в Лимбе,[42] но его конструкция была иной, чем у земных судов.

На выпуклом борту «Аната» заиграли сполохи, потом возникло яркое овальное пятно. Пилотов, должно быть, проинструктировали заранее: корвет повис рядом с инопланетным кораблем, выдвинулась телескопическая труба переходного шлюза и накрыла светящийся овал. Искусный маневр, подумалось Марку; он не заметил даже толчка.

Анте и Майра Пинтос, капитан, проводили его к шлюзу. «Успеха, Марк», – сказал Бранич. Майра только улыбнулась и вытянула руку в салюте. Она была с Тхара, как и весь остальной экипаж, и Марк знал ее родителей, Себастьена и Розу-Марию из Порта Колумб. Подхватив свой багаж, небольшую сумку, он направился к раскрывшейся диафрагме шлюза и почувствовал, как на висках выступает испарина. Он испытывал волнение, да, он определенно волновался! Но почему?.. Он повидал множество созданий, похожих и не похожих на людей, он с ними говорил или сражался – пусть в далеком прошлом! – а став Судьей, не делал различий между чужаками и людьми, ибо превыше всего была Справедливость. Ее защита нуждалась не в эмоциях, а в разуме и трезвой оценке всех обстоятельств, так что даже встретившись с даскином или метаморфом, Марк Вальдес остался бы спокоен. Однако…

«Однако среди них я не имею братьев», – подумал он, ускоряя шаги.

Пластик переходного шлюза поскрипывал под башмаками, от стен тянуло холодом, но струйки теплого воздуха согревали его и подталкивали в спину. Борт чужого корабля с ярким овалом был все ближе и ближе, потом что-то вспыхнуло, заставив Марка на мгновение зажмуриться; он сделал шаг и, еще не открывая глаз, ощутил, что окружающий мир изменился. Ни намека на холод, воздух ароматен и свеж, хотя, пожалуй, жарковат; от избытка кислорода чуть-чуть кружится голова, запахи приятные, но незнакомые, а тело вдруг сделалось таким легким, что впору раскинуть руки и полететь. Три десятых g, определил он с привычной реакцией астронавта, глубоко вздохнул и поднял веки.

Перед ним стоял эльф из древних сказок. Золотые локоны до плеч, узкое лицо с выпуклым высоким лбом и мягко очерченными скулами, фиолетовые зрачки и маленький рот непривычной формы – мнилось, что его обладатель вот-вот улыбнется или уже улыбается, но только как бы про себя. Кожа эльфа напоминала цветом розовую жемчужину, однако веки, подглазья и виски были чуть голубоватыми, а ресницы и брови – темными. Пряди длинных волос скрывали шею и уши, падали на широкий воротник или, возможно, ожерелье, что лежало ровным полукругом на груди. Его одеяние… Нет, в эти первые мгновения Марк не разглядел одежды, заметил лишь, что эльф изящен, хрупок и невысок, примерно ему до плеча. Но малый рост и юношеская стройность не создавали ощущения слабости; наоборот, казалось, что это существо обладает подвижностью и ловкостью гимнаста.

– Я Хийар из астроида Анат, потомок Занту и Сергея Вальдеса, – на чистой земной лингве промолвил эльф и добавил: – Мужчина. Твой рини. Твой брат!

Внезапно он коснулся пальцами висков, закрыл глаза и совсем человеческим жестом склонил голову. Марк, замерший в смущении, увидел, как узки кисти Хийара, не шире, чем у семилетнего ребенка. Но его четырехпалая ладонь не выглядела уродливой, она была такая, какой ей полагалось быть, в полном и гармоничном единении с его фигурой и лицом.

Ментальная волна печали накрыла Марка. Он чуть не пошатнулся – эмоция была непривычно сильной.

– Счастлив встретить твой взгляд, рини… – Голос Хийара был тих, и чудилось, что он произносит не традиционное приветствие, а плачет по усопшим. – Да, я счастлив заглянуть в твои глаза, но горюю, что не увидеть мне глаз отца и не коснуться руки твоей матери. Наш отец погиб и твоя мать тоже… Но Занту, моя тальде, сказала: ты и наша сестра, что осталась на Тхаре, – ее дети. Она не забудет вас, пока не истает время и не расточатся звезды.

Он шагнул к Марку, обнял его и прижался лицом к плечу. Тело Хийара под одеждой (теперь Марк видел, что на нем синий облегающий комбинезон) было гибким и теплым, почти горячим – во всяком случае, теплее, чем у человека. Странное чувство вдруг охватило Марка; казалось, что Сашка, девочка-подросток, обняла его, и сквозь невесомую ткань ладони ощущают ее хрупкие косточки и нежную кожу.

– Да будет моя жизнь выкупом за твою, – пробормотал Марк формулу благодарности, принятую у лоона эо. – Отец и мать погибли давно, тридцать лет назад. Мы с сестрой пережили это горе.

Хийар отстранился, заглянул в его лицо огромными глазами.

– Давно… Я забыл, что тридцать лет – четверть вашей жизни. Для нас время течет медленнее, а для вас – быстрее, рини. Больше событий, больше встреч, больше разлук… больше печалей, но радостей тоже больше… Наш отец погиб, но сейчас, прикоснувшись к твоим мыслям, я узнал, что у тебя есть потомок. Маленькая женщина, да?

– Девочка. Моя дочь.

– Я узнал о ней, и моя печаль проходит, рини. Пусть наш отец – прах в Великой Пустоте, но мы – побеги от его корня, и в твоих ветвях уже расцвел цветок… Она обладает даром? – Хийар провел пальцами по выпуклому лбу. – Тем даром, который ты унаследовал от предков?

– Еще не знаю, брат. Возможно, когда она станет постарше… – Вспомнив о Ксении, Марк произнес: – У моей сестры трое, и они уже взрослые мужчины. Ни у кого дар не проснулся.

– Пусть так, но мы все равно будем их любить. Моя тальде… – Хийар сделал паузу, будто подбирая слова. – Она иначе относится к людям, чем другие лоона эо. Мои соплеменники слишком прагматичны – конечно, вне своих семейных групп. Они… Но хватит об этом. – Отступив на шаг, он сделал грациозный жест, как бы охватив руками окружающее пространство. – Позволь представить тебе двух членов моей команды: мой помощник Первый Регистратор и мой бейри Анат.

Марк, справившись с ошеломлением, огляделся. Очевидно, это обширное помещение было рубкой, на что намекали пульт с тремя ложементами и большой экран, открытый в усыпанную звездами пустоту. Но других приборов – или устройств, которым подошло бы это название, – он не заметил. Рубка выглядела пустой, на пульте ничего не светилось и не мигало, пол казался надежным и твердым, как и потолок, выгнутый изящными аркадами. Стены, правда, внушали подозрения в своей вещественности; через боковую он только что прошел, не оставив следов, а переборка напротив пульта была словно бы соткана из серебристой облачной мглы. Что-то там шевелилось и кружилось, растекалось в бесформенные пятна, которые вдруг делились надвое подобно гигантским амебам и выбрасывали тонкие жгуты.