Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Снова вздыхает.

— Да. Сопровождающие… И исполнители.

В интонациях дяди Борхеса, когда он говорит «исполнители», звучит отчетливая гадливость. В глаза он по-прежнему не глядит.

— Я понимаю, господин Кляушвиц.

— Вот и славнень…

— … ко, — завершает гном, когда раздаются шаги и в мою тесную комнатушку входит еще один служащий при исполнении — а за спиной у него теснятся еще двое человек.

Молодой парень в опричном мундире с погонами подпоручика. Рослый, решительный… тоже мрачный.

Ну да, ну да. Стендаперы вряд ли здесь у меня образуются. А монологов ждут от меня. Невеселых. С признанием.

Парень сосредоточенно озирает помещение, коротко кивает мне, потом смотрит на Борхеса:

— Господин подполковник. Мне кажется, пора приступать. Без чая. Времени у нас — пять часов и четыре минуты. Потом от меня ждут первый отчет.

— Как угодно, — бурчит гном, плюхаясь на табурет и хватая бутылку с водой.

Крышка оказывается открученной и дядя Борхес делает страшные глаза Цыпкину, тот изображает гримасой: «а чо сразу я?»

Борхес набулькивает в два стакана и один сразу опрокидывает себе в глотку.

Подпоручик снова глядит на меня. Хмуро, но, кажется, без неприязни. Изучающе.

Совсем молодой пацан, понимаю я: не сильно старше Ежа. Но… ощущается он иначе. Совсем иначе. Вон, морщина между бровей — вертикальная. В его возрасте завести такую морщину — это прям постараться надо.

Следак вздыхает, затем произносит — без азарта и хвастовства, с некоторым даже фатализмом и нежеланием, сквозь зубы:

— Слово и дело Государево.

Кляушвиц, услыхав ритуальную формулу, торопливо встает со стаканом в одной руке и бутылкой минералки в другой. Вот она, та самая гирька, что на невидимых, но каждому жителю Государства знакомых весах подпоручика делает равным подполу.

— Господин Немцов. Меня зовут Усольцев Андрей Филиппович. Я уполномочен вести следствие по вашему делу. Давайте… давайте присядем, господа. У нас ровно пять часов.

На запястье Усольцева я замечаю огромные дорогие часы сразу с тремя циферблатами — впрочем, он на них не глядит. Часы — единственная в его внешнем виде претенциозная деталь. Все остальное — короткая стрижка, пластиковая авторучка с надписью «888 лет Твери», набитые костяшки — кричит о земском прошлом парня. Обручального кольца нет.

Подпоручик по процедуре рассказывает, как он будет вести допрос — слушаю вполуха, разглядывая его и прочих.

Со следователем появились также очкастый гоблин и девица с блокнотом: первый оказывается полиграфистом (а хреновина на столе — детектором лжи!), а девица…

— Стенографистка, очень хорошая, будет вести протокол, — заявляет Борхес.

Усольцев кивает на свой служебный планшет:

— У меня включена запись, я же говорю.

— Это все хорошо, — непреклонен гном, — только пускай и у нас бумага останется. Дело такое, сами понимаете. Лучше все продублировать!

Опричник кивает:

— Как скажете. Итак, господин Немцов. Я вам рассказал о том, как будет происходить следствие, про запись, — он усмехается, — даже на два носителя, и что будет использован полиграф. Есть ли у вас вопросы?

Я все-таки не выдерживаю.

— Есть. Только поймите меня правильно… как вас… Андрей Филиппович? Почему подпоручик???

Опричник не удивлен и не обижен вопросом. Хмыкает, но глаза остаются серьезными.

В отличие от Кляушвица этот всегда глядит прямо.

— Я до некоторой степени… знаком с регионом. Так вышло, что оказался рядом — и вот получил приказ разобраться с вашим делом. А такие дела, как ваше, расследуются по специальным протоколам.

Все понятно. Ни черта этот офицерик не решает, и плевать всем на протоколы, когда дело касается больших денег и больших людей. Местные опричники устранились, свалив разбирательство на земских ментов. Может, и к лучшему для меня. Нет, вряд ли.

Ведь где-то там, в Южно-Сахалинске — а то и за Уралом! в столице! — сумел за него ухватиться какой-то ушлый игрок. Первым прислал ищейку — кого успел. «Знаком с регионом», ишь ты. И теперь дело Макара Немцова будет усердно, рьяно расследовано, освещено наилучшим, наивыгоднейшим образом, ну и… кем-то дознание будет подано как личная заслуга, под нужным соусом. Да, я забыл о вынесении сурового, но справедливого приговора. Слово и дело Государево!

— У меня больше нет вопросов, Андрей… Филиппович. Я готов ответить на ваши.

* * *

Проходят те самые пять часов. Я сижу на табурете, прислонившись к стенке, облеплен датчиками.

Полиграф выдает длинную самописную ленту — с ровным графом, ведь я, вообще говоря, не вру и ничего не утаиваю.

А смысл? Все уже случилось.

Разве что на вопросы о том, как появилась идея записать эхони в лаборатории Каэльфиарона, и как там настолько быстро оказалась милиция, отвечаю уклончиво. Кляушвиц в этот момент что-то мычит, дергает себя за бороду, у гоблина неожиданно возникают технические проблемы с полиграфом.

Еще пытаюсь замазать историю со спасением Кубика, но Борхес одним выражением лица дает понять: не стоит. То ли опричники отыскали уже юного снага, то ли друзья Соль его уже где-то спрятали. Поэтому честно рассказываю, что отправил пацана в родной детдом.

Усольцев оказывается… хорош. Не по возрасту методичен. Временами соображает медленно, но не плывет. Виснет на важных вопросах, точно бульдог. Все пять часов играем с ним в гляделки.

Властью пацан при этом не упивается — спросил меня про самочувствие, воды для меня приказал принести. Но и спуску не дает. Рожа так и осталась хмурой — даже когда Кляушвиц делал грубые попытки шутить, ну или когда у меня пару раз прорезался юмор висельника. Ощущение, будто землю лопатой копает: равномерно, мрачно, не отвлекаясь делает дело.

Он бы мне даже понравился… если бы познакомились в других обстоятельствах.

— На сегодня — все, — произносит Усольцев за пять минут до назначенного им же срока, по-прежнему не глядя на часы. — Господин подполковник, как я говорил, у меня сейчас будет доклад. Воспользуюсь тем кабинетом, что вы показали. Дальше — посмотрим. Думаю, завтра продолжим разговор с Немцовым. Как я сразу сказал, вам сидеть тут не обязательно.

— Да нет уж, — пыхтит кхазад, дернувшись на словах «сидеть тут», — и я воспользуюсь вашим разрешением поприсутствовать! Может, все-таки вечером к нам на ужин? Супруга, знаете ли, приготовила…

— Нет, спасибо. Поужинаю в гостинице, — прерывает опричник и ровным шагом выходит из камеры.

Кляушвиц вытирает лоб огромным клетчатым носовым платком. Глотает квас из алюминиевой банки — за пять часов уже