Эскадрон особого назначения - Александр Альбертович Самойлов

когда станет технически возможно.

Ближе к вечеру появляется посыльный от Закржевского. Леонтий Антонович приглашает меня к ужину и, скорее всего, к новой «беленькой», если они на пару с Маннергеймом не извели все запасы.

Покрасневшая физиономия тролля и слегка заплетающийся язык полковника Закржевского дают мне понять, что встреча боевых товарищей проходит в теплой и дружеской обстановке, только теперь стол украшает бутылка дрянной китайской водки.

– Я получил сообщение от вашего начальства, штабс-ротмистр, – с пьяной улыбкой говорит Закржевский. – Оказывается, вас уже записали в мертвецы. Все думали, что ваш отряд разбит японцами.

Чего-то в этом духе и следовало ожидать. Мы давно не выходили на связь.

– Через два дня за вами прибудет ротмистр Коломнин, – продолжает заваливать сюрпризами Закржевский.

Хм… А он тут каким боком? Ладно бы моего непосредственного комэска Шамхалова за нами прислали – а тут другой офицер, пусть когда-то и бывший и.о. комполка.

Известие мне не нравится. Актер из меня, видать, никудышный, или Закржевский, даже будучи подшофе – хороший психолог, но он догадывается о моей реакции.

– Не берите в голову – ничего серьезного. В полку очень рады, что вы вывели отряд к нашим позициям.

– За это я должен благодарить есаула Скоропадского. Если бы не он, наша встреча бы не состоялась, – говорю я.

– Еще успеете его отблагодарить, – улыбается Закржевский.

Удивленно смотрю на полковника.

– Есаул будет сопровождать вас до места назначения, – поясняет он.

– К чему такие сложности? – вновь недоумеваю я.

– Это приказ, – разводит руками Закржевский.

– Я так понимаю, есаул Скоропадский поедет не один?

– Разумеется. С ним будет его сотня. В наших тылах сейчас тоже малость неспокойно. Японцы пошаливают, да и от хунхузов хватает проблем, – осторожно произносит Закржевский, наблюдая за моей реакцией.

А вот это не есть гуд! Когда с фронта выдергивают отнюдь не лишнюю сотню бойцов – дела принимают скверный оборот. Нам решительно не доверяют, пусть и стараются подать это в максимально тактичной форме.

Кажется, понимаю, откуда ветер дует. Мы слишком долго шатались по японским тылам для того, чтобы не привлечь к себе внимание контрразведки. Будь я на их месте, тоже бы захотел подвергнуть нас тщательной проверке.

Как водится, береженого бог бережет.

Делаю вид, что удовлетворен ответом Закржевского. Говорю правду, что просто мечтаю как можно скорее попасть в расположение своей части.

– Осталось совсем немного, – улыбается он.

– А где барон? – вспоминаю о тролле я.

– Густаву Карловичу было велено отправиться в штаб бригады. Генерал ждет от него срочное донесение.

– Жаль. Мне его будет не хватать, – искренне говорю я, надеясь, что в штабе бригады барона не возьмут под белые руки и не обезоружат.

Время нынче такое, что всякое может приключиться.

Глава 7

Боец должен быть постоянно занят – так учил меня мой взводный в военном училище в другой России другого мира. Безделье разлагает личный состав – это еще Александр Васильевич Суворов проповедовал.

К тому же, когда солдат занят делом, в голове меньше разных сомнительных мыслей. Как говорится, солдат – тот же ребенок, только писюн побольше.

Стараюсь со своей полусотней разведчиков-диверсантов использовать сидение в тылу у забайкальцев с пользой – оружие вычищено не хуже, чем тестикулы у кота, дыры и прорехи на форме и спецснаряжении зашиты или заштопаны, продолжается боевое слаживание в самых разнообразных вариантах действий – от троек и пятерок до действий всем взводом: наступление, отступление, разведка просто, разведка боем. С использованием пулеметов и без оных.

Мало того, грамотные обучают неграмотных письму. А что вы хотите? Кто за них рапорта писать будет? Я, что ли?

Читинцы, не исключая и офицеров, с увлечением следят за нашими штудиями. Переговариваются между собой, отпускают сальные шуточки. Особенно интересно им стало, когда мы выстроили подобие полосы препятствий и скачем на ней, словно дикие мартышки.

Не обошлось и без попыток пощупать нас на прочность. Но я предупредил бойцов не поддаваться на подначки хозяев без моего разрешения.

Кто бы сомневался, что казачья часть отряда чуть не встала на дыбы…

– То есть как это издевки и насмешки спускать? – горячится Буденный. – Я же сам себя уважать после этого не смогу!

– Ничего, Семен Михалыч, хорошо смеется тот, кто смеется последним, – подмигиваю я ему, одергиваю мундир, поправляю маскировочную накидку и подхожу к группе забайкальцев, уже почти ржущих над нашим пыхтением на полосе препятствий.

– А что, господа станичники, кто хочет разжиться «синенькой»? – вытаскиваю из портмоне пятирублевую купюру.

Казаки переглядываются. Пятерка по этим временам неплохие деньги. Можно отличные яловые сапоги себе справить или два фунта (почти килограмм) хорошего китайского чая купить.

– А это, вашбродь, смотря что за эти деньги надоть делать? – откликается самый бойкий из читинцев.

– Обогнать меня на полосе препятствий.

– На ентой?

Киваю.

Бойкий читинец оглядывается на своих товарищей. Синий банковский билет в моих руках манит своей доступностью.

– Можно и спробовать.

– Тогда идем. Спробуешь…

Вручаю пятерку Бубнову – ему предстоит быть судьей и с моим хронометром в руках определить точное время прохождения каждым из соперников полосы препятствий.

Свисток старшего унтера. И мы оба срываемся с места. Очень быстро становится не до наблюдений за соперником.

Прыгнуть, подтянуться, пробежать, удержав равновесие, подлезть, перепрыгнуть, вскарабкаться, пробежать… Добегаю до конца и разворачиваюсь на обратный заход. Пот заливает глаза, сердце колотится. Хорошо хоть дыхание пока удается держать.

Последнюю пару препятствий прохожу на одной силе воли и офицерском гоноре. Оглядываюсь на соперника – он только закончил забег: папаха с желтым верхом потеряна при каком-то очередном кульбите, гимнастерка на спине треснула по шву, но старается держаться молодцом.

Протягивает руку, тяжело дыша.

– Ваша взяла, вашбродь.

– Как звать?

– Тихон Анисьин.

Протягиваю ему рубль.

– Держи, заслужил за смелость. – Не «синенькая», но тоже неплохо.

Забайкальцы довольно гудят, из рук в руки переходят деньги: они, выходит, тоже устроили этакий самостийный тотализатор. А дальше начинается потеха: пошли соревнования между моими бойцами и хозяевами, кто кого обойдет на полосе препятствий.

– Господин штабс-ротмистр, а это правда, что вы три японских полка того… уничтожили? – в глазах Тихона неподдельное любопытство.

– Не три, а два. И не уничтожили, а потрепали изрядно.

– Побольше бы таких командиров, глядишь, япошек бы уже давно в море сбросили… – мечтательно произносит он.

– Ну, Тихон, ваш есаул, как я слышал, тоже труса не празднует.

– Это да, Пал Петрович за храбрость золотое оружие имеет.

Приятную беседу с забайкальцем прерывает Кузьма.

– Вашбродь, там господин ротмистр Коломнин прибыл. Вас к себе требует.

Вхожу в землянку к Закржевскому.

– Господин ротмистр, штабс-ротмистр Гордеев по вашему