"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

— Черт… — выдохнул я, открывая дверь «Волхва». В воздух ударил запах магии, пота и злобы. — Пошли, Снежка. Посмотрим, кто сегодня с кем дерется. А там… видно будет.

Решение пока не было принято. Битва внутри меня — между яростью Пустоши и холодным разумом стратега — только начиналась. И первое поле боя ждало прямо за воротами.

Воздух гудел, как растревоженный улей. Толпа — плотная, пьяная от предвкушения крови — сомкнулась перед нами живой стеной. Локти, спины, взвизги и матерные заклинания, от которых звенело в ушах.

Я рванул вперед, плечом пробивая дорогу, не чувствуя ответных ударов. Сила из Пустоши клокотала под кожей, леденящая и неистовая. Сейчас. Сейчас они увидят.

Снежана шла следом, ее пальцы впились в мой рукав — предостерегающе, настойчиво. Но я уже ничего не слышал, кроме звона собственной ярости.

И вот — центр бури.

Просвет в толпе открылся, как рана. И я увидел их.

Танька. Маленькая, ярая, с разбитой губой и взглядом, полным бешеного вызова. Ее одежда была порвана на плече, обнажая царапины. Рядом — Гиви, огромный, как скала, но дышащий тяжело, с подбитым глазом и рассеченной бровью. Они стояли спиной к спине, островком отчаяния в кольце звериной ненависти.

Напротив — они. Десяток оборотней из клана Оборотневых. Еще в человечьем обличье, но уже на грани. Зубы обнажены до десен — длинные, желтоватые клыки. Глаза — узкие, горящие хищным золотом щели. Мускулы вздулись под кожей, готовые лопнуть. Пахло псиной, дикостью и немытой агрессией.

Их вожак, здоровяк с шрамом через всю морду (еще человеческую, но уже не совсем), шагнул вперед. Его голос был низким рыком, резавшим гул толпы:

— Теперь вы познаете всю боль, «Мранные». Сегодня вы наконец сдохнете!

Гиви напрягся, готовый броситься в безнадежную атаку. Танька стиснула кулаки, ее тело сжалось, как пружина. По краям круга другая толпа — наши, из «Мранных», — яростно рвалась вперед, но их сдерживала чуть меньшая, но более организованная группа. Видимо, подручные Ликанских или Перевертышевых, наслаждающиеся зрелищем. Крики сливались в адский хор:

— Да разнеси их, Димка!

— Отпустите, черти! Они же на двоих!

— Суки, подождите, щас вам всем будет хана!

Яркая, звериная ненависть вонзилась мне в мозг. Она смешалась с моей собственной, с холодным гневом Пустоши, который уже лился по жилам, как жидкий азот. Я видел ярость в глазах Таньки. Видел кровь на лице Гиви. Видел торжествующую злобу на мордах оборотней.

— Стая!!! БОЙ!!! — рев вожака Оборотневых прозвучал как приговор.

Они ринулись. Когтистые лапы, оскаленные пасти слились в один темный, стремительный комок смерти, летящий на моих друзей.

Не сегодня.

Мое гулкое рычание было тише шороха листа, но оно прорезало воздух с тем де скрежетом, как лезвие по стеклу. Я шагнул. Не сквозь толпу — сквозь пространство. Тень сгустилась, холодный ветер Пустоши дунул на секунду — и я был там. Между Танькой и Гиви. Прямо перед несущейся лавиной клыков и когтей.

Время замедлилось до ползучей капли смолы.

Я увидел, как золотые зрачки Оборотнева расширились от шока. Увидел, как инстинктивный ужас сменил злобу на мордах его стаи. Увидел, как Танька ахнула, а Гиви выдохнул: «Видар⁈»

Моя рука поднялась сама собой. Не для сложного жеста, не для заклинания. Просто ладонь вперед. Но пространство тяжко застонало, откликаясь на мой жест. Воздух вокруг моей руки сгустился, стал видимым — черно-фиолетовая, мерцающая вуаль Пустоты. Холод, исходящий от нее, был абсолютным. Он вымораживал звук, дыхание, саму мысль. Листья на ближайших кленах мгновенно покрылись инеем.

Внутри меня бушевал ураган. Темная сила рвалась наружу, требовала выпустить все. Разорвать, испепелить, обратить в ледяную пыль. Отправить в Навь всех этих шавок. Сейчас. Немедленно. Их страх был нектаром. Их гибель — справедливостью.

— Видар! Не надо! Не всех! — услышал я сдавленный крик Снежаны где-то позади. Ее голос был тонким лезвием, вонзившимся в туман ярости.

Димка и его стая замерли в прыжке, как плохо смазанные марионетки. Их рычание оборвалось. В глазах — чистейший, первобытный страх перед Неизвестным, перед этим Холодом, перед силой, которая пахла концом. Они чувствовали Навь на кончиках своих клыков.

Я стоял. Ладонь, излучающая леденящую Пустоту, была направлена в упор на вожака. Дрожь бешенства сотрясала меня изнутри. Сила пела в крови, звала к разрушению. Один жест. И их не станет.

Но в мозгу, сквозь рев Пустоши, пробивались слова Снежаны: «Главная угроза… Нейтрализовать всеми средствами…» И я видел не только ненависть перед собой. Я видел десятки глаз вокруг — Ликанских, Перевертышевых, нейтралов. Видел, как они впиваются в меня, в эту черно-фиолетовую завесу смерти у моей руки. Они запоминали. Оценивали.

Показать все? Прямо сейчас? Перед всей академией?

Клинок был обнажен. Но был ли он направлен точно? Или я готов был рубить вслепую, обрекая себя на войну со всеми?

Я сжал зубы до хруста. Холодная ярость и ледяной расчет схлестнулись в последней, мгновенной схватке где-то в глубине души. А потом меня накрыло…

Глава 20

В моей руке сам собой появился ледяной клинок. Полшага вперед, и рычащая псина сама насадилась на него. Фиолетово-черный сгусток невесомости, что был холоднее космоса, метнулся из ладони. Он не летел — он исчез у моей руки и появился перед грудью вожака. Часть его торса, от левого плеча до правого бедра, просто… перестала существовать. Исчезла в клубящейся мгле Нави. Остальное — ноги, голова с застывшим оскалом, кровавый фонтан из обрубка позвоночника и клубок кишок, вываливающихся из тела, как перезрелые плоды — рухнуло на промерзшую землю с глухим, влажным шлепком.

— Видар, очнись!!! — на самом краю сознания я услышал чей-то крик, но не воспринял его.

Злость и ярость полностью затопили мое сознание, вытеснив из него все человеческое — они посмели покуситься на МОЕ!!! На моих друзей. Пусть теперь молятся, чтобы смерть была милосердной к ним и забрала их сразу. Потому что я милосердным точно не буду.

— Гиви! Таня! ВНИЗ! — рев мой был нечеловеческим, вибрирующим той самой чернотой, что клокотала внутри. Рука, что секунду назад лишь угрожала Пустотой, рванулась не в жесте, а в ударе. Не заклинание. Инстинкт. Выброс.

Тишина. На миг — абсолютная, леденящая, страшнее любого крика. Даже мои друзья, шарахнувшиеся в стороны по моему