Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

а также вахмистр по фамилии Хоботов — пожилой добродушный дядька такой комплекции, что с трудом помещался в коридоре. Помимо трепета, что внушала фигура вахмистра, средств воздействия на курсантов, в общем-то, не имелось. Нам можно было выдать «наряд» — но в условиях поезда был только один его вариант: мытье коридора шваброй. Мыли, кажется, не меняя воду — но швабра притом не простаивала. Я начал чувствовать легендарный армейский дух, трясясь в поезде, везущем нас в сторону Поронайска. Даже в гражданской куртке.

…Кружки у меня тоже не было, однако тот Славик, что с левой полки, вручил свою — «да ладно, бери, мы с братишкой одной обойдемся».

Бойлер стоял за первым купе (оно уже было открыто), и когда я набирал кипяток, бледный прыщавый парень, похожий на вампира (довольно широкоплечего вампира!) соскочил с полки и стал в проеме купе, пялясь мне в спину.

— Слышь, тебя как звать? — спросил он, когда я обернулся.

— Чо хотел? — ответил я вопросом на вопрос.

Прикидывая, куда плеснет кипяток, если что.

— Да ладно, не дергайся. Просто поговорить, — ухмыльнулся он, с опаской поглядывая на кружку. — Давай, заходи.

«Вампир» сдвинулся в коридор и кивком пригласил меня внутрь, к ним, садиться. Я увидел, что у окна за столиком развалился Долгоруков, а напротив — двое его приятелей.

— Тут постою.

— Боишься, что ли? — делано удивился один из них, здоровенный шкаф. Физиономия скорее неандертальская, чем аристократическая.

Я вздохнул. Поглядел в глаза Льву — явно же главный в шайке, — не утруждая себя ответом его подручному.

— Так чего хотел?

— Я думаю, мы с тобой неправильно начали знакомство, — лениво сказал дворянчик. — Согласен?

— И чо, извиниться собрался?

— Как знать. Ты, говорят, в каком-то особом порядке зачислен практику проходить. Интересно. Может, присядешь все-таки?

— Постою, говорю.

— Как знаешь. Я вот — маг Света. Морозов, ты не поверишь, мороз вызывает.

— Буран, — поправил его сосед напротив — тот самый агрессивного вида тип, уличавший меня в боязни. — Так меня и зови.

— Ой, да заткнись. Горюнович у нас телекинетик, — Лев показал бровями на третьего парня за столиком, мелкого и чернявого, с подвижными бровями. — А Тургенев — он водяной.

Тургеневым оказался бледный.

— Ну а ты? Чем владеешь? Управляешь стихией? Какой?

Ну и что, вторично его послать? Мы в Твери люди вежливые.

— Время от времени, — ухмыльнулся я.

Долгоруков моргнул… и что-то у него в уме вдруг сложилось. Он понял, что я не шучу. Кивнул.

— В третий раз предлагаю пройти и сесть, — сказал он серьезно.

Магический «третий раз» меня доконал. Я шагнул в купе и опустился на полку рядом с аристократом. Поставил кружку на столик.

— Владение временем — это редкий дар, — произнес он тихо. — И ценный. Я вижу, ты не так прост. Не знаю, куда точно мы едем, но… у Долгоруковых всюду связи. Предлагаю дружбу.

Теперь уже Лев цепко, с серьезной миной глядел мне прямо в глаза — не отпуская.

Я пожал плечами:

— Не против.

Аристократ улыбнулся, хлопнул меня по руке:

— Отлично! Правильный выбор!

В это время вагон тряхнуло, и сидящий напротив Буран — или как его там — шевельнул ногой. Под столом у мажоров стояла импровизированная урна из бумажного пакета, она перевернулась, и под ноги мне высыпались обглоданные куриные кости.

— Собери? — дружелюбно попросил Долгоруков, не отпуская руки и не отводя взгляда.

Как бы между делом.

Я хотел сбросить руку Льва, но тонкие пальца мажора оказались цепкими.

— Собери кости, — приказал он вполголоса, — и ты под моей защитой. Слово князя. Ну? По дружбе — просто собери кости. Сейчас!

Широкоплечий Тургенев меж тем перекрыл выход наружу.

Я снова вздохнул. Про себя. Ну что за люди такие, а? И от души врезал Долгорукову локтем в челюсть. Буран почти дотянулся до меня, но второй рукой я смахнул кружку Славика в его сторону, и они с Горюновичем завопили синхронно:

— Мля-я!!!

В спину меня шибануло так, что я врезался в столик. Током шибануло!!

Однако не только меня! Трое жителей купе стонали, и никто не делал попыток продолжать драку — даже Тургенев (хотя, кажется, его-то и не шарахнуло).

— Зафиксировано проявление неуставных отношений в виде рукоприкладства! — сказал бодрый голос из-под потолка. — Рукоприкладство пресечено! Инициатор выявлен!

Под потолком загорелись лазерные огни, и я весь покрылся красными пятнами, как мишень в лазертаге.

В проеме, отпихнув Тургенева, воздвигся вахмистр Хоботов, который в очередной раз, привычно рыкнул:

— Отставить!

Я поднял с пола пустую кружку.

— Мне этот ублюдок там все ошпарил! — вопил Буран, вскочив и рывками пытаясь стянуть форменные штаны.

Горюнович сидел с каменным лицом.

— Он ошибается, кружка сама опрокинулась, господин вахмистр, — быстро, однако не очень разборчиво сказал Долгоруков, держась за челюсть. — От тряски. Не думаю, что у кого-то из нас есть претензии к курсанту Усольцеву.

Хоботов сделал взмах, огни погасли.

— Вот это позорище, а, — сказал Хоботов. — Сядь!! Морозов, едрить твою!!

Потом поглядел на меня, на всех остальных:

— Тебе — тридцать подходов к швабре, — сказал он мне, — мыть везде, кроме этого купе. Выполнять.

— А тут? — заикнулся Долгоруков.

— А тут — сами. Главный инструмент опричника выдам. А пол у вас, считайте, помыт. Из кружки.

С раздражением глядя на скулящего Бурана-Морозова, вахмистр задрал голову к потолку и распорядился:

— В первом купе подавление магии отключить!

— Так точно, вахмистр Хоботов! — радостно отозвался потолок.

— Для тебя, железяка, господин вахмистр. Так. Сейчас лечить вас будем, Аники-воины… В первую очередь — морозовское хозяйство… Да прекрати ты штаны стягивать! Курсант! Не было такой команды!!

Я двинулся в другой конец коридора, где хранилась та самая швабра, и… замечал, что курсанты во всех купе ржут, слушая комментарии Хоботова. И дополняя своими шуточками.

Не подружился я с ребятами из Можайского. Ох, не подружился…

Мы ехали. С Долгоруковым и его подпевалами я больше не зацеплялся, хотя взгляды ловил самые неприятные. Зато с парнями из своего купе — пожалуй, что скорешился, даже с надменным Сицким. Тот сначала пытался тусить с кем-то «из своего круга», но Долгоруков его тоже турнул, и с прочими не задалось — так что Ганя — полное его имя было