«Персефона». Дорога в ад - Кристиан Бэд

Здесь, при ярком свете, было видно, что он чуть-чуть постарел. Так стареют реомоложённые — появляется металлический блеск в глазах, один-два седых волоса…

— Идём сюда, — сказал капитан, жестом открывая незаметную дверь в подсобное помещение.

Там была комнатушка для переговоров, нормальный стол и кресла.

Дарам вошёл следом за кэпом, снова огляделся — цепко и как будто прислушиваясь.

— Прослушки нет, — сказал капитан. — Садись.

Но гость остался стоять, всё так же напряжённо оглядываясь. Потом кивнул.

— Не понимаю, чем изолировали, — признался он.

Капитан улыбнулся:

— Никто не понимает. Келли у нас мужик креативный.

— Он всё ещё служит? — сдержанно удивился Дарам.

— А что ему сделается?

Хатт нахмурился и промолчал.

— Да ты садись, — сказал капитан. — Поговорим, как нормальные лю… — он осёкся.

— Вообще-то, я не совсем машина, — сказал Дарам. — Я — из нулевой генерации. Помнишь, что было после создания общего интеллекта?

— Откуда? — капитан пожал плечами. — Я ж не спец по ИР. Мне и лекций таких в Академии не читали…

— Тебе обидно, что не распознал во мне машину? — спросил вдруг Дарам.

— Наверное, — сдержанно кивнул капитан. — Мне тогда казалось, что ты видишь людей насквозь. А ты — и вправду видел. Насквозь. Диагнозы ставил, подержав за руку… Без анализов, даже без градусника. Ходячий меддиагност… А когда ты якобы погиб? Что было потом? Тебя просто вывели из игры, как шпиона, спалившего легенду? А переформатировать не могли, что ли?

— Нулевая генерация, — повторил Дарам. — Это не совсем машина.

Он вдруг широко улыбнулся. Знакомо так. У капитана внутри всё перевернулось от этой улыбки.

— Тело у меня настоящее, выращенное. Поначалу мы оцифровывали только мозг. Это и есть ИР, искусственный разум. Очень не хотелось умирать, понимаешь? Это теперь вы придумали реомоложение.

— Значит, ты всё же погиб? Тогда, над Белой долиной?

— Да, но карта мозга и знания были скопированы. Тело пришлось выращивать заново. Несколько лет я был мёртв, а потом уже поздно стало играть в объяснения. Погиб и погиб. Нам не следовало больше встречаться. Но Хаген обратился ко мне.

— Почему?

— Потому что с Бо действительно происходит что-то не очень понятное. Ему нужен врач.

— Ну, допустим. Но вы могли бы просто отозвать его силой. Не верю, что такой сценарий не предусмотрен.

— Предусмотрен, — кивнул Дарам. — Вот только знание о том, что с ним происходит — слишком ценно для генерации. Так мы себя называем. Подобие сознания сохранили только такие как я, те, кто оцифровал себя полностью, со всеми багами и ошибками живых. Составлялась точная карта мозга, всех его зон. Выращивались искусственные нейроны. Копировалась память. Результаты, в том числе и когнитивные, у таких генераций были плохие. И уже первая генерация сохраняла только память в неком универсальном континууме. Но, как выяснилось спустя пару сотен лет, именно так они потеряли большую часть себя.

— Ну допустим, — кивнул капитан. — А почему Хаген изменил решение? Ведь он отказался с нами лететь.

— Узнав про Бо, он решил, что мы готовы рискнуть. Не ради людей, но ради нового знания. Возможно, мы ошибаемся, и младший нахватался сбойных алгоритмов. Но что — если нет?

— И всё из-за того, что Бо отказался возвращаться на матку?

— Он сообщил, что НЕ ХОЧЕТ возвращаться. Не хочет, понимаешь? Даже я не очень-то понимаю, где и чего я должен хотеть.

— То есть ты полетишь с нами один и будешь наблюдать за Бо?

— Кто тебе сказал, что я — один? — улыбнулся Дарам.

Он развёл в стороны руки, раскрыл ладони и на каждой блеснуло по два небольших металлических шарика.

Миг — и шарики повисли в воздухе, замерцали, потекли.

Ещё миг — и перед капитаном было уже не четыре шарика, а четверо мужчин в серых комбинезонах научной группы Хагена.

Один из них был действительно похож на учёного — седой, суховатый, крючконосый. Трое других — молодые крепкие парни, вроде кадетов в Армаде.

— Это Азерт Четыре, — представил Дарам старика, и капитан кивнул ему. — Плюс — три его младших генерации. Ударная боевая группа. Они будут помогать вам в исследованиях Изменённых земель. Раз уж мы решились на этот полёт — будь что будет. Но видеть Азерта и его младших — твоим людям не очень полезно. Будем пока считать, что я прилетел один.

Капитан задумчиво разглядывал хаттов. Трое молодых были чем-то похожи на Бо — улыбчивые, бодрые, с хорошей выправкой.

— Имён у них нет, — сказал Дарам. — Можешь называть их Первый, Второй и Третий. Каюты им не нужны. На корабле они пока будут рядом со мной, чтобы никого не пугать. В боевой обстановке привыкание пройдёт легче.

— Думаешь, нам придётся схватиться с дикими хаттами?

— Уверен.

Дарам раскрыл ладони и через секунду в них снова лежало четыре стальных шарика. Совсем небольших, размером с яйцо.

— А самого тебя куда поселить? — спросил капитан. — Мы готовили целый отсек из далтита, но там небогато с удобствами.

— А ты каморку мою на «Каменном вороне» помнишь? — спросил вдруг Дарам.

У него на судне была каюта и рядом спецпомещение. Экзекуторская.

Дарам не был медиком в полном смысле этого слова. Он отвечал за наказания экипажа. И за физические — тоже.

— Ты не поверишь, — сказал капитан. — Мои парни из неё музей сделали. Келли — он домовитый, забрал с «Каменного ворона» всё. И кушетку твою забрал. И ещё какие-то вещи, они так и лежат на складе. А кушетку пилоты вытащили и пугают ею новичков. Только каюта там маленькая, тупичок. Не думаю, что тебе там будет удобно.

— А пойдём посмотрим? — широко улыбнулся Дарам.

На этот раз всплеска боли улыбка не вызвала.

Дарам, как и много лет назад, оказался хитрее капитана, обыграл и обезоружил его. Машина и не машина сразу — надо же, как бывает.

Но парни теперь поуспокоятся, да. Дарам слишком хорошо понимает людей, чтобы где-нибудь проколоться.

Возможно, он сумеет приучить экипаж к мысли, что хатты — это не так уж страшно. И тогда уже появятся все эти его «генерации» из металлических шариков.

— Идём, — сказал капитан. — Это не так шикарно, как каюта на корте, но вдруг тебе и вправду понравится?