Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Мужчина кивнул.

Понял, что никто на его власть посягать не собирается, просто… заневестилась девка? Тогда точно замуж надо. Бабка дурного не скажет, она явно намекает, что Аксинья созрела и от мужиков дуреть будет. Еще позора наделает семье, тогда ее и вообще не спихнешь с рук, разве в монастыре примут. Да и позора не оберешься.

А Устинья более спокойная, она и подождать может.

Ну, когда так, будем женихов приглядывать. Обеим.

И хозяин дома с удовольствием придвинул к себе тельное из стерлядки.

* * *

Михайла на лавке лежал, когда в дверь вошел боярин Раенский:

– Как себя чувствуешь, парень?

Михайла хоть и попытался приподняться, да зря. В животе словно еж развернулся, парень охнул – и снова на лавку упал.

– Благодарствую. Всяко бывало… болит…

– Понимаю. Когда б не ты, племянник бы мой яда отведал. Благодарен я тебе, и царица Любава благодарна. Чего ты в награду хочешь?

Михайла ответ давно знал:

– Ничего не хочу. Дозвольте при Фёдоре Иоанновиче оставаться и впредь, хоть слугой, хоть кем. Добрый он, доверчивый, зла настоящего не видел…

Боярин остро взглянул на Михайлу:

– А ты, значит, видел?

– Потаскала судьба. Бывало.

– Мне сказали, ты из Ижорских?

– Там слишком родство дальнее. Я о нем и не вспоминал никогда, сам всего добьюсь.

– Коли не сгинешь, может, и впрямь далеко пойдешь. Ладно, поговорю я с сестрицей. Пусть тебя при мальчишке оставят, глядишь, и впрямь полезен будешь. И денег тебе отсыплю. Приоденешься, купишь, чего для зимы надобно.

– Не привык я задаром получать, – нахмурился Михайла. – Не надобно мне от вас денег!

– А зимой в чем ходить будешь?

– Найду… заработаю.

Боярин задумчиво разглядывал Михайлу.

Был Платон Митрофанович и умен, и хитер, но с такими, как Михайла, до сей поры… Хотя нет! Сталкивался! Просто те постарше были, а этот почти мальчишка. Сложно себе и представить, что опасен он и коварен, как та змея. Вот и не распознал боярин опасности. Шевельнулась было мысль, но Платон ее и придавил. Сразу же.

Понятное дело, когда ты к реке попал, грех не напиться. И уходить от нее не захочется. Вот Михайла и хочет за царевича зацепиться.

Так тут выгода обоюдная.

И Михайле хорошо, и царевичу свои люди надобны. Пусть остается, найдем ему работенку. Стольник, постельничий… да мало ли мест рядом с царевичем? Пусть под рукой будет, вроде как парнишка неглупый. И смерть сегодня от Фёдора отвел.

Пусть при нем останется.

– Хорошо. Лежи, а я к тебе еще раз лекаря пришлю. Не думай ни о чем, найдется тебе местечко при царевиче.

– Благодарствую, боярин. Не подведу.

– Вот и не подводи, – еще раз остро взглянул Раенский и вышел вон.

Михайла отвернул лицо к стене – и впервые позволил себе расслабиться.

Поползла злобная ухмылка, сверкнули зеленым болотным льдом глаза.

Все получилось ровно, как он и загадывал. Когда б к нему вдовая царица пришла, было б еще лучше, ну так не по чину ей. То и понятно. Небось при дитятке сейчас…

Перепугался, царевич?

То ли еще будет!

Конечно, боярином ты меня не сделаешь, вотчину не подаришь, но при тебе я останусь и денег найду, а дальше и видно будет. Не сразу Ладога строилась.

Год-полтора у Михайлы еще есть, а там и свататься можно.

Справится он.

Подожди, Устя, моя будешь! Только подожди чуточку.

* * *

Разговоры у царской четы велись обычно по ночам. После того, как первый пыл страсти утолен, можно и кваса испить, и поговорить.

Борису с супругой и разговаривать нравилось.

Умна, этого не отнимешь. А и что толку в дурочке? Прекословить не будет? Так ведь и умных не ро́дит! А для царя это важнее…

Ежели золотарь какой, так ему умная баба и ненадобна – к чему? Выгребные ямы чистить и так справится. А царю державу надо передавать. И глупых детей…

Эх, вот Федька баран бараном, даром что царевич. И в кого бы? Мать у него умна, этого не отнимешь, отец дураком не был. А сын не удался.

Кому его травить-то понадобилось?

– Вот и я удивляюсь, – согласилась рядом Марина. Оказывается, последнюю фразу Борис вслух произнес. – Кому это надобно? Он же ничего не решает, ни на что не влияет, и джерманцам то ни к чему, разве франконцам? Те могут. Но опять-таки. Царевич – не дворняжка безродная. Когда ты дознаешься правды, ты не пощадишь.

– А дознался бы? Али нет?

– Почему б не дознался?

– Подумай, милая, когда б так случилось, что Фёдор яда откушал, да и помер в том кабаке. Могло быть?

– Могло. Я с лекарем говорила. Тот мальчишка… Михайла Ижорский, он чудом жив остался. То ли яда не так много съел, то ли быстро на него отозвался.

– То есть?

– Лекарь мне объяснил, все по-разному чувствуют. Один, поев несвежих щец, сразу в нужник побежит, второй полночи промается, а все одно плохо ему будет, третий и не почует ничего. Разве что потом животом помается чуточку, да и забудет. Вот Михайла оказался из первых. Которые чувствительные.

– А Фёдор мог бы и не сразу ощутить.

– Да. А как яд бы в кровь всосался, его б ничего и не спасло.

– Надо будет наградить парня.

Марина кивнула. Фёдор ей пока был нужен. Так что…

– Допустим, Фёдор бы там и помер, в кабаке.

– Ага. Дружки б его перепугались, начали б татя искать своими силами, тут бы народ крикнул бить джерманцев – и что б началось?

Марина только поежилась.

Что такое бунт, она знала. И как бывает страшна толпа, когда на кого-то охотится – тоже.

– Жуть бы началась.

– Правильно. Столица б дней десять не успокоилась, и как тут татя сыскать?

– Никак. А что джерманцы говорят?

– Что неповинны они. Ничего, палачи дознаются.

– Так, может, и правда они не повинны ни в чем?

– И такое может быть. Посмотрим. Женю я Федьку, пусть дома с женой сидит, а не по кабакам таскается с дружками.

Марина усмехнулась, рука ее поползла вниз по мужскому телу, сомкнулась в нужном месте…

– Пусть… сидит. Главное, чтобы жена была хорошая.

– Смотрины устроим, пусть выбирает. Из правильных…

На том разговоры и закончились. И снова началось сладкое безумие, завертело-закружило… и то, с правильной женой в кабаки не тянет!

Хорошо-о-о-о-о…

* * *

– Дуняша, что это такое?

Боярин Заболоцкий письмом помахал перед супругой.

Не писал ему раньше-то царицын брат, не бывало такого. Ан вот лежит письмо, блямба сургучная поблескивает,