Первенцы - Дарья Чернышова

человек! – Это сказал мужчина в длинном шерстяном одеянии, впитавшем целую смесь запахов, среди которых точно угадывался только один – немытого тела. Старик обращался не к Гашеку, а к лавочнику, привлекая его внимание. – Я хочу купить у вас мешочек серы, но вы кричите и не даете мне об этом сказать.

– Из ушей наковыряй! – рявкнул рыжебородый, еще больше пугая Вечерницу.

Гашек наконец догадался взять поводья из рук Итки и вручил взамен ко всему привычную Красавицу.

– Каков нахал! – возмутился покупатель, погрозив лавочнику пальцем. – Ты не один тут торгуешь снадобьями!

– Эта дура чуть не разнесла мне весь товар!

– Не меняйте тему, молодой человек!

– Хватит! – закричала Итка во всю неожиданную мощь своего голоса. Рыночная площадь на миг затихла. Вечерница вдруг раздула ноздри и унялась: Гашек даже не сразу решился разжать кулак и ослабить поводья, настолько внезапно это случилось. – Я прошу прощения, – слегка поклонившись, обратилась Итка к торговцу. – Мы не хотели нанести ущерб вашей лавке. Позвольте этому человеку сделать покупку. – Она указала на старика. – И пусть ваше дело процветает.

Люди на площади вроде бы вернулись к прерванным разговорам и делам, но продолжали коситься и перешептываться. Меньше всего на свете им сейчас требовалось лишнее внимание, и Гашек потянул Итку за рукав – идем, пока они не опомнились.

– Вы демонстрируете немного… странные манеры, юная госпожа, – вдруг произнес с улыбкой пожилой покупатель, ткнув в Итку желтым пальцем, – но весьма отрадно, что они у вас есть. Если желаете, я могу поделиться мазью, которая успокоит вашу лошадку. Наносить ее нужно вокруг ноздрей, и…

– Не надо, – перебил Гашек, отворачиваясь и подталкивая Итку в спину. – Спасибо, – вспомнил он, уже когда лавка скрылась за головами горожан.

В конце концов, конюшонка Берта Ольшанская не воспитывала.

Перед поворотом на Мясницкую улицу располагалась корчма «Полторы кобылы» – рисунок на вывеске обещал, что здесь можно вкусно поесть и дать отдых лошадям. Любопытные путники часто спрашивали хозяина о происхождении названия, и из года в год история менялась. Гашек слышал две версии: покороче и поинтереснее.

Согласно первой, раньше на месте корчмы находилась еще одна мясная лавка, принадлежащая соседней улице, и самым большим спросом в ней пользовалась колбаса из конины. Другая история, которую Гашек услышал в довольно юном возрасте, произвела на него неизгладимое впечатление. Корчмарь рассказал, что однажды здесь останавливался колдун, которого местный школяр обыграл в «осла и батрака». Колдун так разозлился, что заставил кобылу школяра, мирно жевавшую сено в стойле рядом с его собственной лошадью, идти передними ногами на север, а задними – на юг. Когда бедняжку разорвало пополам, задняя часть ускакала из города, и в стойле осталось всего полторы кобылы.

Несмотря на подобные истории, под ладно сколоченным навесом у корчмы стояла пара хороших коней: кормили и поили их за вполне приемлемую плату. Гашек договорился, чтобы позаботились о Вечернице с Красавицей, и ему даже не пришлось выворачивать второй карман с припрятанными деньгами Якуба. Итка забежала внутрь: дождь уже разошелся, смазав надписи на листке, прикрепленном к доске объявлений. Гашек, впрочем, все равно не умел читать.

В «Полутора кобылах» все оказалось по-старому: чисто и уютно, чувствовалась крепкая хозяйская рука. Итка позвала за стол, на который корчмарь сам поставил две миски с наваристой, ароматной похлебкой: вкусного бульона хотелось уже давно. Они быстро все съели и сразу расплатились монетами Якуба с плохо отчеканенным профилем предыдущего владыки. Корчмарь поморщился, но серебро взял. Гашек вздохнул с облегчением.

– Кроме того, что я отложила на самый крайний случай, денег у нас больше нет, – шепнула Итка, и чувство облегчения сразу ушло.

Один буйный школяр, присвистнув, позвал: «Эй, прелесть, давай-ка сюда!» Остальные посетители обратили внимание на их стол, и стало ясно, что это кричали Итке. Хозяин быстро и действенно унял гостя, напомнив о долге за предыдущий месяц. Гашек стиснул затянутые в перчатки руки в кулаки, а Итка притворилась, будто ничего не слышала.

– Я тебя знаю, – вдруг сказал ей грузный мужчина за соседним столом у окна. – Я узна́ю эти черты, даже если совсем ослепну.

Гашек ничего не понял, но напрягся еще больше. Итка нахмурилась.

– Ты кто такой?

Толстый пьянчуга горько усмехнулся. Шумная компания позади него загоготала, обсуждая последние новости.

– Говорит ли вам, молодежь, о чем-нибудь имя Драгаша из Гроцки?

Гашек не поверил своим ушам. Драгаш из Гроцки – самый известный и самый дорогой живописец, о которых он когда-либо слышал. Его автопортрет украшал стену почета академии искусств уже через год после того, как Драгаш ее окончил: о чем-то таком с упоением рассказывал Свида. В грязном, лохматом человеке с раскрасневшимся лицом оказалось трудно узнать великого художника.

Он с отцовской нежностью и подслеповатым прищуром взглянул на Итку, тяжело вздохнул и указал на скамью напротив себя.

– Идите сюда. Утешьте старика хоть короткой беседой.

Они опасливо посмотрели друг на друга, но пересели к нему. Драгаш перевел тусклый, все время блуждающий взгляд на Гашека.

– Тебя я тоже помню. Светленький был малец, забавный. Я ведь, милая, – снова обратился он к Итке, – заезжал и в Кирту, написав портрет твоей бабки. Какая была женщина… Тогда и подумать никто не мог…

Гашек осмотрелся по сторонам: казалось, никто не обратил внимания на слово «Кирта». Он вполголоса попросил:

– Говорите тише. Мы…

– Я знаю, – перебил художник, – все знают, что там случилось. Но мои бредни давно никто не слушает. Если перестанешь делать такое испуганное лицо, и тебя не будут подслушивать.

В другом углу корчмы, судя по звукам, кто-то проиграл в «осла и батрака». Игроков спешно вывели наружу, несмотря на дождь: драка намечалась серьезная. Итка под шумок спросила:

– Что именно все знают?

– Что там все сожгли, – быстро ответил Драгаш, – включая несколько трупов. Господин и юная госпожа пропали. Некоторые ждут, когда у Тильбе потребуют выкупа за невесту. Видимо, не дождутся.

Гам вскоре улегся, и корчмарь принес всем троим по кружке эля – «чтобы Погорелец Гроцка поменьше болтал и побольше глотал». Гашек выпил залпом.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, милая, но очень рад, что увидел, – сказал художник, жадно глотнув эля. – А дядька?..

Итка, так и не притронувшись к кружке, покачала головой. Драгаш выпил еще.

– Жаль. Я надеялся, он опять просто потерялся.

– Почему он назвал вас Погорельцем? – спросил Гашек, когда корчмарь снова прошел мимо.

Художник небрежно оттолкнул от себя кружку, немного эля вылилось на стол.

– Потому что так меня теперь зовут в академии, – с раздражением и болью ответил Драгаш. – А Бронт быстро подхватывает все, что говорят в академиях. Все мои лучшие