Будет день - И. А. Намор

class="p1">В пивной было пусто, Борис Саулович сел за столик у окна и, когда официант спросил подать ли ему пива, заказал distinguе – большую стеклянную литровую кружку – и картофельный салат. Не будешь же сидеть в пивной целый час, или даже два, и делать вид, будто не замечаешь недоуменных взглядов официанта? Вул закурил, стараясь держать весь стометровый отрезок улицы в зоне внимания, и отхлебнул из кружки. Пиво принесли очень холодное, пить его было необыкновенно приятно, хотя, казалось бы, какое пиво зимой?

«Но разве ж это зима?» – Борис Саулович затянулся и сделал еще один аккуратный глоток. Спешить-то некуда, а больше одного литра он себе позволить не может. Здесь и сейчас не может, а так…

Вул вырос в Горловке, там же еще до революции успел поработать в шахте, пока не случилось чуда, и старый Нахум Берг не взял его в ученики. Через год молодой кузнец превратился в одного из самых опасных уличных бойцов в городе. И выпить мог много. Даже сейчас, в сорок лет и с порченным пулей легким. Разумеется, не на посту…

Картофельный салат оказался хорош, приправлен уксусом и красным перцем, а оливковое масло вообще превосходно. Не забывая поглядывать в окно, Борис Саулович посыпал салат еще и черным перцем, взял кусок белого хлеба и обмакнул в оливковое масло.

13.02.36 г. 11 ч. 03 мин.

К кафе подъехало такси. Остановилось у тротуара. Борис Саулович напрягся, но все оказалось до обыденного просто. Заминка – пассажир в серой фетровой шляпе расплачивается с таксистом – и Фервак выходит из авто, а «Барре» трогает и медленно отъезжает, удаляясь от входа и оглядывающегося по сторонам журналиста. Его Вул знал в лицо, так как сам же и нашел по «просьбе» маршала и пригласил от лица старого друга на эту встречу.

«Ну, что же ты застрял! Не торчи, как… Входи!»

Но Фервак все стоит, как мишень на стрельбище, крутит башкой в шляпе с широкими полями, пускает из трубки клубы сизого, неохотно тающего в прохладном воздухе дыма, а по улице проезжают автомобили. Немного, но достаточно, чтобы сжечь последние нервы у человека, отвечающего за создание периметра. Грузовик с какими-то бочками, коричневая «Бенова», черный «Мерседес-Бенц», «Делаэ»… Но «Делаэ» неожиданно – резкий визг тормозов – как вкопанный останавливается всего в нескольких домах от кафе и из него выходит какой-то неуклюжий паренек в топорщащихся – «Да, что же у него там поддето?!» – брезентовых штанах, куртке из толстого сукна и шерстяной вязаной шапочке, скрывающей волосы и лоб. Почему Вул подумал, что это молодой парень? Почудилось что-то немужское в этом очкарике с брезентовым рюкзаком на плечах и футляром для какой-то большой трубы в руках.

«Не меньше метра…»

Парень помахал рукой шоферу и, перейдя улицу, скрылся с глаз, а «Делаэ» поехал дальше и вскоре свернул в переулок.

Вул вернулся взглядом к месту, где стоял Рур, но того на улице уже не было.

13.02.36 г. 11 ч. 05 мин.

Ольга пересекла улицу и, покачивая футляром – почти шесть кило, между прочим, вошла в подъезд дома, стоящего чуть наискосок от кафе. К сожалению, она не знала и не могла знать, что там за крыша у этого старого пятиэтажного дома, но по первому впечатлению высота и расположение здания гарантировали достаточно хороший обзор на небольшой дальности.

Войдя в фойе, она сразу же направилась к стеклянной выгородке, где при ее появлении ворохнулась тень.

– Madame, – тут же заговорила Ольга, стремительно приближаясь к консьержке, выглянувшей в свое оконце. – Avez‑vous une chambre a louer? A quel prix, s'il vousplaot? Ya‑t‑il de I'eau courante? Et du chauffage central? Oui? C'est chic. Merci bien, madame![7]

Она тараторила без перерыва, стараясь не дать вставить в свой бред хотя бы одно чужое слово. Консьержка – немолодая болезненного вида женщина – была совершенно ошеломлена, и единственное, что могла сделать и делала, – это лупать маленькими глазками. А Ольга все говорила и говорила, одновременно делая то, что ей нужно. Она положила свой тяжелый футляр на деревянную полку под оконцем консьержки, сразу же достала из кармана носовой платок и фляжку, в такой обычно держат коньяк или водку. Отвинтив колпачок, щедро плеснула из фляги на платок и потребовала тоном, не предусматривающим отказа:

– Вот, мадам! Понюхайте!

И консьержка купилась на этот детский трюк, выполненный, впрочем, весьма художественно. Она потянулась вперед – к платку, и все, что оставалось сделать Ольге, это, отставив флягу в сторону, прихватить женщину за затылок, а левой рукой прижать мокрый платок к ее лицу.

Раз, два, три… Ну что ж, Олег оказался прав: хлороформ действовал именно так, как и предполагалось – он усыплял.

13.02.36 г. 11 ч. 06 мин.

Честно говоря, Олег не любил импровизировать, хотя, как назло, делать это ему приходилось часто и получалось – чего уж там – совсем неплохо. Однако любить – не любил. И суеты со спешкой не терпел, предпочитая размеренную и упорядоченную жизнь и деятельность. И склонность эта к порядку, плану и неторопливому воплощению в жизнь поставленных перед собой целей – отнюдь не была благоприобретенной. Недаром же, даже в те времена, когда судьба вкупе с молодой женой занесла в Питсбург, и общаясь с окружающими если не по-английски, то уж верно по-испански, случавшиеся время от времени форс-мажоры Ицкович называл исключительно по-русски: «срачкой-горячкой». И не только про себя, но и вслух к вящей радости Грейси: ей ужасно нравились – чисто «музыкально», «по напеву» – русские пословицы и поговорки.

Однако сегодня, по сути, и выбора не оставалось: или импровизируй, или… или нет. Ну не знал никто, когда, где и как произойдет эта встреча. Про пятнадцатое число помнили трое. Оля, Витя и сам Олег. Даже название гостиницы было известно – его откопала в своей бездонной памяти «кузина Кисси». А вот тринадцатое… Что встреча с Ферваком состоялась именно тринадцатого, написал в своих воспоминаниях сам Рене Рур. Он написал, а Ольга прочла и не забыла. Но в каком часу и где именно, этого знать было не дано – Фервак написал просто «в кафе», а значит, не оставалось иного выхода, кроме импровизации. Притом они сделали все, чтобы «переложить» свою фугу в «хорошо темперированный клавир».

– Месье!

– Да? – Олег поднял взгляд от полупустой чашки и посмотрел на высокого худого гарсона, шаркающей походкой идущего к столику.

– Телефон, месье, – и гарсон кивнул куда-то за свое плечо.

– Спасибо, – Олег выдохнул табачный дым и погасил окурок, ткнув в кобальтово-синюю стеклянную пепельницу.

Очень хотелось