Будет день - И. А. Намор

– Хорошо, – кивнул Олег, но руку с плеча Питера так и не снял. – Вы помните, что надо делать?

– Д-да… – выдавил из себя «подлый нацистский наймит». – Подъехать, остановиться, заглушить мотор, поставить на стояночный тормоз и уходить.

– Но не бежать! – поднял вверх палец Олег. Он снял-таки руку с плеча Кольба и мог теперь жестикулировать.

– Не бежать, – согласно кивнул Кольб.

– А где остановиться? – Этого задохлика следовало проверять все время – доверять такому, это, знаете ли, верх несерьезности.

– Там, где вы мне скажете, – пролепетал Кольб.

– Верно! – Олег снова положил руку на плечо Питеру Кольбу и заглянул ему в глаза. – Никакой отсебятины, дружище, а то яйца оторву и заставлю съесть. Ты мне веришь?

– Д-да…

– Вот и славно, – оскалился Олег, не разрывая, впрочем, зрительного контакта. – Нигде не останавливаться. Ехать аккуратно. Остановиться точно напротив двери кафе или, если не получится – напротив витрины. Я буду ехать за вами и подберу метрах в ста от авто. Но умоляю, Питер, не заставляйте меня быть жестоким!

13.02.36 г. 10 ч. 23 мин.

– А вот и наш друг, – Ольга сказала это настолько спокойно, что Виктор даже головой покрутил, но, разумеется, мысленно. А она… То ли, и в самом деле, нервы у нее железные, то ли актриса такая, что в образе даже о страхе забывает. Чужая душа – темный лес! Но с другой стороны: не психует, не мандражирует – за одно это ей спасибо полагается. Любая другая уже головой об стену в истерике билась бы. А этой все нипочем.

«Неординарная женщина… Есть женщины в замках альпийских! О! Почти Некрасов», – нервно ухмыльнулся Федорчук.

А между тем, месье Рур раскурил трубку и подошел к краю тротуара, лихорадочно высматривая такси. Но, как назло, машин на улице было мало, и ничего похожего в поле зрения не попадало. Во всяком случае, вот так вот, сразу. Виктор оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает от тротуара коричневый «Барре» Сергеичева.

– Такси! – крикнул журналист и помахал в воздухе длинным черным зонтиком. – Такси!

– Будет тебе такси, только не голоси! – по-немецки сказала Ольга и закурила, наблюдая, как подкатывает к клиенту загримированный черт знает под кого и уже совершенно не похожий на себя Степан.

– Тебе его не жаль? – спросил Виктор, аккуратно трогая угнанный накануне Олегом шестицилиндровый «Делаэ 135».

– Ты знаешь, Витя, – по-русски ответила Ольга. – Я вчера встретила на улице Дали и Магритта.

– Того самого? Сальвадора? – Виктор увидел темный ситроен «Traction Avant», пристроившийся за такси «Сергеичева», и одобрительно кивнул. Ну что ж, никто ведь и не считал товарищей чекистов дураками. Ведут клиента. Причем ведут издали, чтобы заметить хвост, если и когда он вдруг возникнет у приятеля товарища маршала. Но они такой вариант, к счастью, предусмотрели, и Виктор держался «очень позади», но и Матвеев следил, чтобы его ненароком не потеряли.

– Того самого? – спросил Федорчук.

– Да.

– Круто! А Магритт? Фамилия знакомая, но вспомнить…

– Он художник-сюрреалист такого же уровня, что и Дали, а может быть, и выше. Дело вкуса.

– Ага, – сказал Виктор, чтобы что-нибудь сказать. – А ты его, стало быть, в лицо знаешь.

– Моя сестра защитила диссертацию на тему «Магический реализм Магритта и движение сюрреализма», а я ее редактировала.

– И к чему ты его вдруг вспомнила? – вот тут и сомнений быть не могло. Наверняка этот Магритт не просто так к разговору приплелся.

– Он прожил в оккупированной Бельгии всю войну, – Ольга выбросила окурок в окно. Голос у нее был ровный, но Виктор уже понял, что сейчас услышит. – Страдал ужасно. Даже краски стал использовать более темные.

– Тоже позиция, – не стал спорить Виктор.

На самом деле это было крайне больное место во всей их эскападе. Что есть минимальное зло, необходимое и достаточное для создания некоего гипотетического добра, и в то же время простительное перед ликом Божьим? Ольга права. Этот Магритт – будь он трижды гений – жил при немцах и не тужил. То есть тужил, разумеется, и, наверное, конфет своим детям купить не мог, но в то же самое время его, Виктора Федорчука, родные умирали от голода в блокадном Ленинграде. Виноват ли в этом Магритт? Виноваты ли украинские родственники Федорчука, пережившие в селах Полтавщины оккупацию, что другие его родственники гибли в боях или от истощения? Нет, наверное. Однако сейчас перед ним самим – перед ним, перед Олегом, Ольгой, Степаном, перед всеми ними – стоял выбор: смерть нескольких французов и какого-то числа советских военных и чекистов или… А вот в этом «или» и заключалась вторая большая проблема. Знай они наверняка, что все это не напрасно, было бы куда как легче. На душе, на совести, на сердце… Но ведь и не делать ничего нельзя, иначе зачем все? Вот и думай. Головой.

13.02.36 г. 10 ч. 42 мин.

Волей-неволей, а приходилось петлять и нарезать круги. Клиент всегда прав, не так ли? Так, и Матвеев, изображавший сейчас Сергеичева, выполнял распоряжения Реми Рура, которого, видно, кто-то успел научить, что и как делать по пути на рандеву с другом военной молодости. Они «добежали» до Сены, перебрались в Сите и затем по мосту Petit Pont на Rue Sain-Jacques, где месье Фервак приказал свернуть налево на Rue Dante…

«Что случилось на улице Данте?»[5] – но, сколько Матвеев ни ломал над этим голову, ничего вразумительного вспомнить не смог. Однако ощущение, что ответ вертится на языке, не проходило.

«Пся крев!»

– Направо, пожалуйста, – попросил пассажир, и Степан свернул на Rue Domat.

«Курвин сын!»

В зеркале заднего вида в очередной раз мелькнуло чекистское авто – Матвеев давно уже не сомневался, что это энкавэдэшники. Но это-то как раз понятно и принималось в расчет. Важнее – не «потерять» Витю и Олю, но и их автомобиль только что мелькнул на пределе видимости.

13.02.36 г. 10 ч. 45 мин.

Старший лейтенант госбезопасности[6] Борис Саулович Вул появился на Rue Maitre Albert еще в девятом часу утра. Прогулялся по четной стороне улицы, оставаясь все время в тени деревьев, без спешки выкурил сигарету, стоя на пересечении Maitre Albert и Lagrange, перекинулся несколькими скупыми репликами с сотрудником Торгпредства, сидевшим еще с ночи в машине, припаркованной около тридцать первого дома, и, наконец, устроился в брассерии, из окна которого видна часть улицы и вход в кафе «Веплер». Там посетителей пока не было, кафе открывалось только в одиннадцать, но два кандидата на кофе с круассанами уже слонялись в разных концах улицы, терпеливо дожидаясь открытия. И оба, уверенно можно предположить, – сотрудники французской контрразведки.