"Фантастика 2025-123". Компиляция. Книги 1-32 - Александр Сергеевич Конторович

- Поверь мне, я в курсе. Тебя бы столько били, сколько мне доставалось…

- Если ты такой умный, то почему же доводишь до рукоприкладства? Это меня здорово удивляет, особенно если учитывать, что ты живешь в достаточно мирном обществе. Может, у тебя скверный характер?

- И что, это дает право каждому желающему поднимать на меня руку?

- Нет, не дает. Но объясняет окружающим его мотивы. И в том случае, когда ты ставишь себя выше толпы, она это чувствует, и ей это не нравится. В родном мире Жени есть такая не до конца утратившая актуальность поговорка: «Если ты плюнешь на коллектив – коллектив утрется. Если коллектив плюнет на тебя – ты утонешь». Ты можешь и должен оставаться самобытной личностью, но при этом не стоит давать толпе понять, что ты выше нее на голову или даже две. И это не я должен тебе объяснять, обычно это диктует человеку инстинкт самосохранения. Но тебе повезло: ты мне понравился. Так что, если будут вопросы или проблемы, свисти – я помогу.

- Спасибо, буду иметь в виду.

Кажется, я впервые слышал, как Хрюн говорит на полном серьезе. Без иронии, снисхождения или, словно бы оказывая услугу.

- Тихо! – вдруг прошептала Рина. – Смотрите, что за чудеса происходят в соседней локации!

Глава 16

Глава 16. Три вида зомби, для начала

Лично я не усмотрел ничего особенного. Просто какой-то накачанный лысый мужик стоял и явно что-то кричал невидимому оппоненту. А вот на лицах абсолютно всех друзей в этот момент было выражение практически религиозного восхищения. Зная их, я сразу понял, что дядька определенно заслуживает внимания и уважения. Поэтому принялся максимально пристально следить за всеми его действиями.

Долго ждать развития событий не пришлось. В поле зрения появляется нестройная толпа бойцов далеко не первой свежести, медленно, но целеустремленно надвигающаяся на лысого крепыша.

Когда между бойцом и его ближайшей целью остается несколько метров, дядька носком ноги поддевает лежащую рядом с ним глефу (ну или как там еще называется наконечник в виде здоровенного тесака, притороченный к палке?), отправляет ее в вертикальный полет, который тут же прерывает его правая рука. Теперь он вооружен. Но отряд зомби это ничуть не настораживает. Собственно даже по их движениям видно, что они туговаты в части умственных способностей.

- Посмотри, Уважаемый Женя, - тихо говорит мне Хрюн, - вот они твои братья по разуму! Та же жажда знаний в глазах, на тот же могучий интеллект намекает слюна, капающая из полуоткрытых ртов. Считай, что в десятки зеркал разом смотришь!

- Тебя, Хрюн, не только жизнь ничему не учит, но и горгулья. Даже и не знаю, теперь, кого тебе в учителя сватать, совсем ты, выходит, дрессировке не поддающийся.

- Что значит: «дрессировке»?! – искренне возмущается библиотекарь. – Ты ж ощущай разницу между дружеской подначкой и оскорблением!

Я бы одарил его изумленным взглядом, но глаз не могу оторвать от происходящего по соседству шоу.

Особо подвижные индивиды уже доковыляли к человеку с глефой и тот затанцевал. Да-да, это абсолютно точно был танец: красивый, пластичный, с четко выверенными движениями, и смертельно точный. Человек и его оружие были то как два партнера, которые едва-едва касаются друг друга, при этом безупречно чувствую такт и ритм, то сливались в единое целое, и непонятно было, где заканчивается живой человек и начинается холодное оружие.

Это было завораживающе красиво. Перед нами то появлялся воин, одним эффектным дуговым движением сносящий сразу три головы у нападающих разного роста, то он превращался в косца, подрубающего за раз чуть ли не десяток ног. И вот перед нами уже ветряная мельница под порывами ураганного ветра: срезающая своими лопастями все, что тянется к бойцу.

Подобного я не видел ни в каком фильме, ни с какой компьютерной графикой. Да и ни с каким одним видом искусства это было не сравнить. Сам для себя я назвал это визуальной поэзией, общим языком тела, оружия и умения ими владеть.

Но вот творцу уже наскучило рубить и кромсать. И только сейчас я увидел, что пятка у глефы заострена: воин – великий воин – начал колоть!

Что происходит? Как это возможно? Кто он такой?!

Разве подобное вообще в рамках человеческих возможностей? Дятел и то медленнее долбит ствол дерева, чем этот лысый гений орудует пяткой глефы, собирая обильный урожай. Скольких он уже положил? Не меньше четырех или даже пяти десятков.

Кажется, я все это время не дышал от восхищения.

Нет, это не бой. Или показательное выступление, или просто разминка. Я вижу, что бойцу становится скучно от однообразия нападающих, и от отсутствия необходимости применения в бою тактик и стратегий. Картина быстро меняется. Теперь я вижу скупое хладнокровное банальное выполнение опостылевшей работы. Но даже это продолжает завораживать.

Наконец, я вижу, что боец начинает зевать. Ему скучно. Мертвецов уже упокоено больше сотни, а волны их продолжают лениво накатывать одна за одной…

Но вот в поднятое к неестественно высокому (очередной привет пространственной магии) потолку лезвие глефы бьет первая молния. Потом целый сверкающий каскад начинает лупить по воину. А что делает тот? А он, не мудрствую лукаво, начинает отражать эти удары все той же глефой!

Но теперь он счастлив: его танец с оружием – живой и совершенно непредсказуемый. Как он движется! Мама дорогая.

А ведь он не просто обороняется. Вот первый электрический разряд не просто отведен в сторону, а зряче и даже преднамеренно отражен обратно. После этого в череде атмосферных разрядом наступает небольшая пауза, которой и пользуется лысый, блестящий от пота воин. Теперь молнии летят уже из пятки его глефы.

Откуда-то я точно знаю, что это заемная сила. Воин не сам генерирует электричество, он явно аккумулировал заряд в своем оружии, а теперь, пользуясь моментом, дает невидимому мне врагу почувствовать на своей шкуре собственную магию.

Как по мне, так зря он это. Если соперник действительно силен и мастеровит, то собственные приемы ему не помеха, так как в них для него нет ни секретов, ни неожиданностей. Первый раз, да, есть фактор внезапности, но дальше… сомневаюсь.

Так, блин, и есть! В нашего раздухарившегося и уже победно улыбающегося бойца словно бы врезается невидимый