Царства смерти - Кристофер Руоккио

Девяносто тысяч имен.

– Это правда, – ответил я наконец без лишних пояснений.

– Тогда вы должны понимать это лучше любого из нас. – Девушка посмотрела на Валку, стоявшую рядом со мной, и на Гино, который отправился открывать дверь в купол. – Разве мертвые не по-прежнему с нами?

Корво и Дюран.

Мой взгляд скользнул по девушке и остановился на тропе за ее спиной. Многие спрашивали меня про Ревущую Тьму, но я в подробностях рассказывал о ней только Валке. Я помотал головой, пытаясь подобрать слова, чтобы описать свои переживания. Во Тьме я не видел никого, кроме себя, однако…

– Там было темно, – сказал я хрипло, без прикрас, вытянув свободную руку. – Я был одет в какое-то рубище, изможден и полз на четвереньках. Но за тьмой я видел свет. В тишине не было слышно звуков, не было видно лиц, но я чувствовал, что рядом кто-то есть.

Как я мог об этом забыть?

Я представлял себе тех, других, рыбой в темной воде. Думал, что они, как и я, движутся вечно к свету, скрытому за божественной тьмой, ползут, как чернь к трону правителя. Я был не один.

Айлекс и Карим.

– Я был не один. – Мне пришлось задержать дыхание, чтобы не пустить слезу.

– Вот видите! – обрадовалась Имра. – Говорят, что все мы рано или поздно снова встретимся на Земле.

– На Земле, – повторил я с долей сомнения. – Или еще где-нибудь.

– Вот моя бабушка, – указала Имра на соседний курган. – Она была Хранительницей больше ста пятидесяти лет.

Девушка аккуратно дотронулась до таблички на шнуре. Я прочитал имя: «АМАРТА».

Имра дотронулась до таблички на следующей могиле:

– А это ее мать.

«ЭЛАРА».

Знакомое имя обожгло меня, как шальная искра, и я резко отвернулся. Мне не нужно было слышать Имру, чтобы догадаться, какое имя было на последнем памятнике.

– А вот и она, – все равно произнесла девушка.

«СИРАН».

Мои колени подкосились, и я выпустил руку Валки. Повернувшись к кургану, я нашел дождь в безоблачном небе. Вода заструилась мне на лицо – с моего лица.

– Она думала, я запрещу ей остаться, – сказал я наконец, тремя пальцами правой руки поглаживая каменистую насыпь. – Она была права. Я хотел. Хотел.

Валка положила руку мне на плечо. Я нащупал ее и крепко сжал.

– Если бы я… остановил ее… не позволил остаться… она бы все равно умерла.

По крайней мере, так она умерла с почестями и была похоронена с любовью. Лучше Фесса, чем Актеруму, лучше Колхида, чем Эуэ.

Я не дрожал, не всхлипывал, но слезы сами собой текли из покрасневших глаз.

– Кто еще лежал бы теперь в местах, подобных этому, если бы не я?

– Никто, – ответила мне Валка, и ее рука слабо дрогнула, а потом крепко вцепилась мне в плечо.

Никто?

Я оглянулся на нее, и на миг Имра, Гино, плато и древняя больничная капсула на нем превратились в тени.

– Если бы не ты, она бы сгорела в крематории колизея. Ты привел ее сюда.

– А остальных – на Актеруму, – прохрипел я, вспоминая колизей.

Паллино и Элара.

По крайней мере Паллино и Элара должны были быть похоронены здесь, рядом с Сиран.

– Сиран сама захотела уйти. – Валка провела пальцем по моей ключице. – Остальные решили пойти за тобой. Ты не мог знать, куда приведет нас путь. Адриан, ты не Судьба – и уж точно не Смерть.

– Я должен быть мертв. А у них должны быть могилы вроде этой. – Подобрав камешек, я положил его на могилу Сиран, твердо решив в этот миг возвести такие монументы в честь каждого, кого смогу вспомнить.

– Они умерли за тебя, чтобы ты мог продолжить борьбу. Потому что верили в тебя.

– И что дала им вера? – спросил я. – Лучше бы они остались дома. – Я нашел еще один плоский камешек и положил на курган. – Мой отец был прав. Нужно было его послушаться. Поехать на Весперад. Стать капелльским истязателем. Так я принес бы меньше вреда.

– И меньше добра, – заметила Валка, чмокнув меня в макушку. – Сколько миллионов человек ты спас? На Беренике, Синуэссе, Меттине, Эринии, Аптукке? Сколько?

Я не шелохнулся, и Валка встряхнула меня, развернула и пригвоздила взглядом:

– А твой отец здесь, не забыл? Пойдем к нему.

«Гибсон, – напомнил я себе и тяжело выдохнул. – Гибсон жив».

Холодный воздух встретил нас, когда мы прошли через шлюз в кубикулу. Купол был небольшим, и шлюзовая камера всего лишь пятьдесят футов в диаметре. Пол и стены внутри были покрыты белой пластмассой и керамической плиткой, как и снаружи, а приборные панели и датчики – из черного стекла. На уровне пояса располагалось около десяти яслей для фуги, размещенных вокруг центрального пульта, как спицы в колесе. Стеклянные крышки стояли открытыми, напоминая лепестки цветов.

Все, кроме одной.

– Откуда вы берете питание? – спросила Валка, растирая замерзшие руки.

– На другой стороне острова установлен маленький подводный реактор, – ответил Гино, включая холодные белые лампы. – Перегоняет воду в топливо.

– Для одной капсулы много энергии не нужно, – добавила Имра, приближаясь к закрытой капсуле.

– У Сиран все равно не хватило бы на все это денег. – Я резко повернулся.

Холодный воздух жалил влажные щеки, и я растер лицо ладонями. Сиран ушла из Красного отряда, образно говоря, в одной рубашке, а жители Рахи не могли похвастаться высокими доходами. Купол с криокапсулами должен был стоить не меньше полумиллиона марок. Скорее всего, больше. Все приборы были высочайшего качества, не дешевым недолговечным ширпотребом, которым славился «Вонг-Хоппер».

Имра остановилась у капсулы и удивленно посмотрела на меня.

– У нее не хватило. Это он все оплатил. Вы же лорды или нет? – добавила она, когда я лишь непонимающе моргнул и уставился на Валку.

Я потерял дар речи. Гибсон был схоластом. Ничего не имел. Ничем не владел. Схоласты отказывались от мирских ценностей, оставляя себе лишь свои робы, чтобы ничто не отвлекало их от службы и научных изысканий. У него не было ничего: ни наследства, ни земли, ни денег.

Это было невозможно. Уму непостижимо.

Однако… он лежал здесь. Я встал у закрытой капсулы рядом с Имрой и сквозь заледенелое стекло и фиолетовую жидкость посмотрел на родное лицо. Замороженный Гибсон выглядел моложе прежнего и вовсе не был похож на мертвеца. Львиная грива волос, пусть и поредевшая, все так же обрамляла его лицо; на месте были и бакенбарды, и шрам на левой ноздре, оставленный кинжалом сэра Феликса.

– Это он, – едва слышно прошептал я. – Что он тут делает? Как это возможно?

До меня только начала доходить реальность