Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

Она схватила Донатоса за плечо, но он рывком стряхнул её руку.

– Охолонись! Расквохталась. Он колдун. Ты его учиться привезла или к подолу своему поближе? Хотя… откуда у тебя подол.

Лесана медленно отвела в сторону руку. На пальцах вспыхнули переливающиеся голубые искры.

– Уймись, дура, – устало сказал колдун. – Боюсь тебя, спасу нет. Прям как ты меня. На том и разойдёмся. Ты б меня убила, да не можешь. А я тебя, но тоже терплю. Цитадель она такая, всё в пыль перемелет: и ненависть, и злобу, и любовь. Не живут они тут долго. Да только ты никак этого понять не хочешь. Зря. Наставник твой быстрее поумнел.

Лесана продолжала прожигать его полным ненависти взглядом, но сияние её дара медленно угасало.

– Идём к главе, – повторил Донатос. – Мне тут с тобой брехаться никакого интереса. А мальчишку не береди. Как тебе ни противно, но мёртвое ему ближе, чем живое. Привыкай.

Развернулся и пошёл дальше. Лесана скрипнула зубами, но отправилась следом, в душе жалея, что не может удавить скотину прямо здесь, посреди коридора.

Глава беседовал с Лютом. Оборотень с плотно завязанными глазами сидел на лавке и что-то говорил, живо размахивая руками. Однако, услышав, как в горницу вошли посторонние, осёкся и смолк.

Лесана при виде пленника с трудом подавила досаду. Его тут только не хватало! Будет сидеть, уши греть. Не гляди, что уже несколько седмиц в темнице скучает, ни самоуверенности не растерял, ни дерзости. Учуял обережницу, подлец, и расплылся в улыбке, словно она на свидание к нему явилась.

Именно поэтому, поприветствовав Клесха, Лесана прошла мимо волколака, как мимо порожнего места, и опустилась на соседнюю лавку. Пленник того хоть и не видел, но всё одно как-то понял и едва слышно хмыкнул.

Донатос, в отличие от Лесаны, яростью во все стороны не пыхал. Сел спокойно рядом с оборотнем, небрежно отогнул у того ворот рубахи, прошёлся пальцами по собачьему ошейнику, которым, не мудрствуя лукаво, волколаку заменили плетёный науз.

– Что за сход? – тем временем сухо осведомился Клесх. – Я вас не звал.

Лесана насупилась. Ну приветил так приветил наставник! Хотя какой он теперь наставник? Глава. Просто так уж не ввалишься.

Она открыла было рот, чтоб ответить, но Донатос – нож ему под ребро! – опередил её. Перебить старшего – значит явить себя полной дурой. Девушка уронила взгляд в пол, зло кусая губы.

– Да вот, глава, – тем временем миролюбиво говорил колдун, – обережница досадует, что у меня выуч новый появился. Говорит, не по моим зубам. Обиды я ей чинить не хочу. Так что ты уж рассуди по чести: как скажешь, так и будет.

У Лесаны от злости аж дыхание перехватило. Вот ведь тварина беззаконная! Как всё вывернул! Да ещё Лют сидит, уши развесил. А Клесх глядит, хмурится. Удивлён. А пуще прочего раздосадован, что пришли и отвлекли по зряшному делу.

– То есть как не по зубам? – спросил наставник и так посмотрел на бывшую выученицу, что той захотелось провалиться сквозь все четыре яруса Цитадели.

Но деваться некуда. Поднялась, стараясь ничем не выдать гнева и волнения, и хрипло сказала:

– Глава, Донатос Русая ночью водил в мертвецкую, упырей показывал, руку резать заставлял. А мальчишка – дитё совсем. Его покуда даже к ратному делу не допускают. Зачем его пугать раньше срока?

– Ну, во-первых, – всё так же спокойно прервал её колдун, – не водил и не заставлял. Пришёл он сам. Я ещё отговаривал, чему и видоки, и послухи есть. Во-вторых, не надо домыслов. Руку он не резал, палец всего-то уколол. Но я ж не знал, что будущему обережнику, коли он твой брат меньшой, такое позволять нельзя. Я, Лесана, крефф. Не упырь. Моё дело учить, а не пугать. Учить перебарывать страхи, гадливость, леность и иное прочее.

Он покаянно развёл руками, мол, не серчай.

Сей же миг захотелось прибить скотину!

– Глава, мал ещё Русай! – с жаром сказала Лесана, но тяжёлый взгляд наставника охладил её пыл, и продолжила она уже ровнее: – Какие ему покойники? А напугается ежели? Потом науку клином не вобьёшь. Да и крефф будто позабыл, что даже первогодок не сразу в мертвецкую ведут.

Клесх нахмурился и сухо, будто стыдясь выходки бывшей выученицы, сказал:

– Лесана, покойников никто не любит. Понимаю, что брата жалко, но коли он сам пошёл, коли силком не волокли, чего ты блажишь? Ежели парень к науке тянется, зачем его гнать? Ты хоть видела его? Говорила с ним?

Девушка нахмурилась.

– Нет. И покуда не знаю, где искать. Может, в нужнике блюёт.

– Искать его надо у целителей, – ровным голосом ответил Донатос. – Я его туда отрядил с поручением. А спал он нынче, как подстреленный, в моём покое. Под себя не ходил и не вскрикивал. – Последнее он сказал, повернувшись к Лесане.

Та вперила в собеседника ненавидящий взгляд.

Клесх задумчиво посмотрел сперва на колдуна, потом на бывшую выученицу и наконец спросил:

– Всё у вас?

Лесана поджала губы.

– Всё.

– Тогда забирай вот этого. – Глава кивнул на пленного оборотня. – Сведи в мыльню, у Нурлисы смену одёжи попроси. Как намоется, устрой его в покойчике возле её каморки. На дверь наложи охранное заклятие, чтоб сам выйти не мог. А то будет по коридорам шастать. Ступайте.

Лесана поднялась и поглядела на Люта. Так хотелось на нём сердце сорвать! Гнать пинками до самых мылен! Да только он-то тут при чём? На беззащитном душу отводить вовсе стыдища. Бить надо того, кто заслуживает, а не того, кто под руку подвернулся. Хотя… этот заслуживает, откуда ни посмотри.

– Идём.

Оборотень поднялся, но прежде чем двинуться к двери, вдруг повернулся к Донатосу, принюхался, озадаченно покачал головой и похромал прочь.

Крефф смерил его равнодушным взглядом, после чего сызнова обратился к Клесху:

– Глава, у Русая дар к колдовству. Дар сильный. И к делу мальчишка тянется. Возьму его, коли ты не против.

Лесана всё-таки замерла на пороге, ожидая ответа Клесха. Тот сказал:

– Забирай. Но учи без лютости.

Колдун кивнул.

– Нешто я зверь?

Девушка чуть не до крови прикусила губу и вышла. Едва сдержалась, чтоб дверью не хлопнуть. Не зверь…

* * *

Оборотень шёл впереди, припадая на увечную ногу. И так шёл… что вроде лица не видно, да только по спине, по затылку, по походке понятно: забавляют его и Лесанин гнев, и её безуспешные попытки справиться с обидой.

– Что?! – рявкнула обережница так, что пленник, незряче скользивший ладонью по стене, вздрогнул.

– Чего орёшь? – спросил он, оглянувшись. – Я иду, никого не трогаю.

– Чему ты