Раздражающие успехи еретиков - Дэвид Вебер

— Вы намерены сказать мне это, чтобы прояснить, почему вам нужен мой совет относительно передачи ее предложения Шарлиэн? — спросил Стейнейр, и она кивнула. — В таком случае, Эйдорей, это должно быть скреплено печатью исповеди. Без твоего разрешения я никогда не поделюсь им ни с одной живой душой.

— Благодарю вас, ваше преосвященство.

Она сделала еще один глубокий вдох и расправила плечи.

— Ваше высокопреосвященство, в Церкви, на самых высоких уровнях, есть группа людей, которые так же осведомлены о злоупотреблениях вокруг них, как и любой чарисиец. Я не открою их имен, даже вам, без их разрешения. Если уж на то пошло, уверена, что знаю лишь горстку из них. Но Анжилик — Ниниэн — была одним из их главных агентов на протяжении десятилетий. Они называют себя просто «Круг», и их цель…

.VII

Сэр Корин Гарвей мрачно наблюдал, как раненые, прихрамывая, приближались к ним. Даже тогда у Баркора еще было время очистить проход и, по крайней мере, уйти в тыл. Многие из них использовали свое оружие в качестве импровизированных костылей. То тут, то там один из них опирался на плечо товарища — иногда оба были ранены и опирались друг на друга, поддерживая друг друга, — а группы с носилками несли людей, слишком тяжело раненых, чтобы даже ковылять. В мире не может быть ничего более ужасного, чем проигранная битва, — подумал он. — Это было не просто поражение; это было осознание того, что так много людей погибло и было ранено по его приказу абсолютно ни за что.

В отличие от многих командиров, Гарвей взял за правило навещать раненых так часто, как только мог. В общем, слишком многие из них все равно умрут, несмотря на все, что мог сделать орден Паскуале, и он должен был хотя бы сказать им, как он благодарен им за все, что они сделали и выстрадали. И это также заставляло его осознавать цену своей неудачи.

Это не совсем справедливо, Корин, — настаивал уголок его мозга. — Это не твоя вина, что у чарисийцев есть артиллерия с большим радиусом действия и эти проклятые винтовки.

Нет, — резко ответил другой уголок его мозга, — но это твоя вина, что ты умудрился загнать всю свою армию на перевал Тэлбор, как овец на бойню.

Его челюсти сжались, и вспомнившаяся ярость потекла по его венам. Единственное, что ему удалось сделать после того катастрофического дня, который принес ему сильное чувство личного удовлетворения, — это отстранить барона Баркора от командования. Но даже это чувство удовлетворения было ущербным, потому что он не мог простить себя за то, что не пошел вперед и не сменил Баркора, как только до него дошло известие о высадке Кэйлеба. Барону потребовалось более четырех часов, чтобы привести в движение хоть одно из своих подразделений. Даже тогда он двигался с мучительной медлительностью, и основная часть арьергарда все еще находилась внутри западной оконечности перевала, когда назад отступили разбитые остатки кавалерии Уиндшера.

Это позволило некоторым другим войскам, оказавшимся в ловушке позади него, покинуть ограничительную местность Тэлбора. Но барон запаниковал, услышав, как разбитая кавалерия неизбежно завышает оценки силы чарисийцев. По собственной инициативе он приостановил наступление и приказал своим людям окопаться там, где они были. К тому времени, когда Гарвею удалось добраться до арьергарда, чтобы лично отменить приказы Баркора, силы чарисийцев действительно были на подходе, и попытка пробиться через них закончилась кровавыми обломками и потерей более трех тысяч убитыми, ранеными и пленными. Вкупе с потерями, понесенными кавалерией Уиндшера, это составило общую потерю более шести тысяч человек, и в итоге они были отброшены на добрую половину мили дальше вглубь перевала.

Это было две с половиной пятидневки назад. За последние двенадцать дней он предпринял пять отдельных попыток проложить себе путь к отступлению, в процессе более чем удвоив свои первоначальные потери. Он знал, что усилия почти наверняка тщетны, и его люди тоже, но они откликнулись на его приказы с непоколебимой храбростью и готовностью попытаться в любом случае, что заставило его стыдиться просить их об этом.

Но это не так, как если бы у тебя был выбор, Корин. С перерезанной линией снабжения ты не можешь просто оставаться здесь. Больше нет игры в ожидание, когда вам уже пришлось начинать убивать лошадей и драконов. И даже при урезанном пайке запасы закончатся через несколько дней, а не через пятидневки. Это либо борьба, либо голод, либо сдача.

Его разум отшатнулся от последнего слова, но это было то, с чем ему пришлось столкнуться. Даже если бы у Корисанды была другая полевая армия, она не смогла бы прорваться через чарисийские линии, чтобы освободить его. Не против чарисийского оружия. И, как он резко признал, не против чарисийских командиров.

Еды не хватало, а у целителей заканчивались бинты и лекарства. У них уже закончились почти все обезболивающие, и его люди страдали и умирали ни за что, ничего не добившись… кроме того, что заставили чарисийцев тратить боеприпасы, убивая их.

Его кулаки сжались по бокам. Затем он сделал глубокий, решительный вдох.

— Генерал Гарвей, — тихо сказал Кэйлеб Армак, когда корисандского командира проводили в его палатку.

— Ваше величество.

Кэйлеб стоял с Мерлином за спиной и наблюдал, как Гарвей выпрямился после почтительного поклона. Император отметил, что корисандец позаботился о своей внешности. Он был свежевыбрит, его одежда была чистой и выглаженной, но вокруг глаз виднелись круги, лицо осунулось, и эта безупречная одежда, казалось, свободно висела на нем. Кэйлеб знал из сообщений Мерлина, что Гарвей настоял на том, чтобы пайки его офицеров, включая его собственный, были урезаны вместе с пайками его рядовых, и это было заметно.

— Благодарю вас за согласие встретиться со мной и за то, что предоставили мне безопасный проезд через ваши линии, ваше величество. — Голос