Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

Ознакомительный фрагмент

– Жив я, тетушка, жив, – сознался я, разлепляя веки. – Эта встреча для дела была нужна. Который час?

– Да уж девять минуло.

– Утра или вечера?

– Окстись, миленький! Ночь скоро.

– Понятно, – я сбросил ноги с кровати. В голове все еще шумело, но я был готов к действиям: – Итак, каковы наши результаты? Я пожертвовал своим здоровьем и репутацией трезвенника, чтобы выяснить у местной жандармерии следующее. Первое: он спьяну сознался, что сам убил деда, и второе: беглый каторжник вместе с собакой Баскервилей прячется где-то на болотах. Короче, все впустую, ничего толком я и не выяснил. У вашего полицая началась белая горячка.

– Это уж точно! Причем давно. Как бы и ты эту заразу не подхватил. Люди видели, какие ты кренделя на улице выписывал, пока домой шел.

– Тетушка, я занимаюсь серьезным делом, а вы обращаете внимание на мелочи. Кроме того, чем больше будет обо мне разговоров, тем лучше. Тем быстрее убийца захочет со мной встретиться. Если… – подумав, добавил я, – эта встреча уже не произошла. А каковы ваши успехи? – мы уже перешли на кухню, где я варил кофе.

Тетушка ошарашила меня невесть откуда взявшимся в ее лексиконе ментовским сленгом:

– Зинаида раскололась. Я к ней подход нашла. Сына, Гришку, повязали за мочилово семьи боцмана, а двух дочек он еще и изнасильничал. Потом еще одного, соседа, в куски порвал. Видно, крыша съехала. Но Зинаида всему этому не верит. Говорит: подстава. Да и мне сомнительно, я его сызмальства знаю.

– Матросская служба тяжка, мог действительно умом тронуться. И я вот думаю: не причастен ли он и к смерти деда?

– Да Гришка у него вроде родного был, с детства тут, в доме, ошивался. Арсений его как ученика обучал разным разностям. Науку свою передавал.

– Тем более. Что может быть слаще, чем превзойти своего учителя? Не так, так этак. Еще сам Будда говорил своим ученикам так: встретишь Будду – убей Будду… Тс-с, тихо!

Я привстал, перестав помешивать ложечкой в стакане. Мы оба замерли. В доме кто-то был: слышались осторожные, крадущиеся шаги. Я обвел взглядом кухню, ища что-нибудь потяжелее. Ничего лучше утюга на подоконнике не обнаружил.

Еле различимые шаги приблизились к двери. Человек стоял за ней и чего-то ждал. Тетушка закрыла ладонью рот, испуганно глядя на меня. Я ступил вперед, высоко подняв над своей головой утюг. В дверь тихо постучали. Затем раздался негромкий голос:

– Есть кто дома? Вадим Евгеньевич?

– Фу ты, дьявол! – с облегчением произнес я, опуская утюг. – Это Мендлев… Заходите!

Доктор открыл дверь и вошел на кухню, вежливо поздоровавшись с тетушкой. Та перекрестилась и стала поспешно собираться к себе.

– Хватит с меня, – сказала она. – Голова разболелась.

– А это у вас давление скачет, – ответил доктор. – Зайдите ко мне завтра, Лидия Гавриловна, я вам таблетки дам.

– Не надо, голубчик, я уж по старинке, травами…

– Ну, как хотите, – поглядел ей вслед доктор. Потом обернулся ко мне: – Положите утюг-то, Вадим Евгеньевич. Или вы гладить собрались? Вы уже готовы?

– К чему?

– Сегодня же вторник, спиритический сеанс у Дрынова.

– А… нет, не готов. У меня у самого что-то с головой… странное.

– Надо бы и вам ко мне завтра зайти, давление измерить. А сеанс, между прочим, отменяется. Дрынов совсем разболелся. Гидраоденит у него. Неприятное, скажу вам, вздутие под мышкой. В народе его называют «сучье вымя». Прямо не знаю, как ему помочь, придется, наверное, вскрывать. А я ведь не хирург. А сеанс мы перенесли на пятницу. Собственно говоря, за этим я и пришел – чтобы предупредить вас.

– Спасибо. К пятнице я буду в форме. Кстати, о вскрытии, – вспомнил вдруг я. – Ведь это вы занимались трупом деда?

– Н-да, – важно согласился доктор. – Следователь попросил меня произвести его здесь же, чтобы не возить труп туда-сюда. Чистая формальность.

– И что же вы обнаружили любопытного? Я имею право знать, как ближайший родственник, – добавил я, видя, что Мендлев колеблется.

– Надо бы посмотреть записи, – пробормотал он. – Впрочем, у меня хорошая память. Значит, так… У него оказалась жировая дистрофия сердца. Печень: цирротические изменения… Сильно склерозированные сосуды. Можно было стучать скальпелем. Почки – отечные, с камнями и нефроптозом. Эмфизема легких, причем в них были обнаружены моллюски и водоросли… Мозговая ткань также отечная… Достаточно?

– Вполне. Только одно странно. Вы нарисовали портрет какого-то опустившегося пьяницы: цирроз, отеки… А я всегда предполагал, что у деда отменное здоровье. Да он и не пил вовсе.

Доктор Мендлев развел руками:

– Бывает, знаете ли, в медицине и не такое. С виду здоровяк, а копнешь поглубже – насквозь гнилой. Или наоборот. Еле дышит, а проживет до ста лет. Сие есть великая тайна природы. И модус вивенди с экзитус леталис здесь ни при чем.

– Ну ладно, с модусом мы еще разберемся. А вот не было ли на его теле каких-либо насильственных следов? Ушибы, кровоподтеки, переломы?

– Нет, – отозвался доктор, а глаза его за круглыми стеклами очков как-то странно блеснули.

«Врет! – подумал я торжествующе. – Ну, явно врет, клистирная трубка. А что, если мне поехать в город и настоять на эксгумации трупа?»

– А что вы скажете, Густав Иванович, о целебных свойствах этого вашего чудо-камня? – сменил я тему. – Я сегодня полежал на нем и чуть не изжарился, как яичница.

– Ну-с, что сказать? Странное это явление, загадочное. Вполне возможно, что связано с сильнейшей радиацией. Так что особенно залеживаться на нем я вам не советую. Спокойной ночи.

Я проводил его до калитки, а затем постоял немного в прохладной тишине, глядя на извечно магическую луну и вспоминая знаменитое изречение Канта о нравственном законе внутри нас и звездном небе над головой. Словно для жителей Полыньи сказано.

Глава 9. Посещение замка

В эту ночь я прекрасно выспался: если кто и находился в доме, кроме меня, то он не решился приблизиться, – очевидно, из-за сильнейших паров кетонов и альдегидов, способных свалить с ног. Но встал я в состоянии легкой качки, ощущая во всем теле неизбежный в подобных ситуациях тремор. Меня облегчило холодное обливание и доведшая до изнеможения зарядка, после чего я набросился на завтрак, а потом с таким же остервенением доделал работу по дому. К субботе все должно было сверкать, цвести и пахнуть. Мне хотелось, чтобы и Милена, и гости чувствовали себя здесь уютно, чтобы они не пожалели о том времени, которое проведут здесь.

Надо было еще запастись большим количеством продуктов и горячительных напитков. Я взял рюкзак, сумку и отправился в магазин. Когда я проходил мимо затормозившего рядом джипа «Чероки», меня окликнули:

– Эй!

Я обернулся. В джипе сидело два бойца в камуфляже – один бритый наголо, другой – с косичкой на затылке.

– Если это вы мне, то надо кричать: «Эй, Вадим Евгеньевич!»

– Хорошо, – согласился бритоголовый. – Вадим Евгеньевич. Эй! Так правильно?

– Вполне. Чего угодно?

– Нам угодно передать вам приглашение на чашечку кофе. От Александра Генриховича. Намцевича.

– Это весьма любезно с его стороны. Но сейчас я занят.

– Он очень, очень просит вас пожаловать, – дверь джипа была уже открыта. Я понял, что это «такое предложение, от которого нельзя отказываться». А что я теряю? Все равно наша встреча с Намцевичем рано или поздно должна была состояться. Так почему не сейчас? И я уселся в машину.

Джип рванул с места и помчался по поселку, а через пять минут остановился перед массивными чугунными воротами, украшенными львами, тиграми и пантерами. Наверняка это была работа кузнеца Ермольника. Бритый посигналил несколько раз, створки ворот разъехались в разные стороны. Во дворе находился еще один охранник с навешенным на плече короткоствольным автоматом.

Джип медленно проехал по усыпанной гравием дорожке и замер перед толстыми мраморными колоннами. Слева и справа все было усажено цветами. В особняке Намцевича было три этажа, кроме того, со всех четырех сторон поднимались угловые башенки с маленькими оконцами-бойницами. Все это сильно напоминало средневековый замок, не хватало только земляного рва и подъемного моста на цепи. Выстроить такое шикарное жилище в глуши, где нет необходимых строительных материалов, – для этого нужен был немалый талант. И огромные деньги. Видно, и то и другое у Намцевича имелось.

– Прошу вас! – сказал бритый, показывая на дубовую дверь.

Мы поднялись по устланной ковром лестнице на второй этаж и оказались в просторном помещении, где стояли мраморные статуи древнегреческих и римских богов и богинь, а на стенах висели картины с изображением различных мифологических сюжетов. Затем мы вышли на широкий, тянущийся вдоль всего этажа балкон. Там, за сервированным столиком, и сидел в кресле сам хозяин этого замка. При виде меня он поднялся и шагнул навстречу.

– Приветствую вас, о храбрый Ясон, приплывший к нам за золотым руном, – насмешливо произнес он, протягивая холеную руку. Очевидно, у него был довольно веселый нрав. На вид лет сорока пяти, в меру упитанный, но без складок жира (наверное, каждое утро качается на тренажерах), с серыми прохладными глазами, темными волосами, упрямой морщинкой меж бровей и полными чувственными губами.