Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

Ознакомительный фрагмент

Более того, через минуту я почувствовал необыкновенный прилив сил, какую-то особенную, пульсирующую во мне энергию, а вместе с тем предметы вокруг меня стали почему-то расплываться, рассеиваться в пространстве. Горемыжный как-то потускнел, сник, а лучи ослепительного солнца начали проходить сквозь его тело, и вот он уже насквозь просвечивал, как кусок слюды.

Голова моя кружилась, и мне казалось, что это вертится на своей оси сам камень. Как центрифуга. У меня сейчас было столько сил, что я мог бы встать и сдвинуть этот чудодейственный обломок космического метеорита с места, поднять его на руки. Мне чудилось, что я лечу, поднимаясь все выше и выше, и вижу внизу себя – распростертого на этом ложе.

Я не понимал природы этого странного явления, но теперь оно заботило меня меньше всего, – какой смысл искать разумное объяснение непознанному? Все ли может вместить в себя человеческий разум? Есть вещи, которые навсегда останутся для нас тайной… Мне было хорошо, я ощущал невыразимое блаженство и почти терял сознание. Возможно, это было преддверие смерти. Но раз так, то такая смерть – прекрасна, и лучшей нельзя себе пожелать…

– Поднимайтесь! – услышал я далекий, доносящийся до меня словно из-под земли голос Горемыжного. – Нельзя долго лежать, вставайте!

Я почувствовал, как он тянет меня за руку, отрывает голову от камня. И я вновь обрел ровное дыхание вместе с возвратившимся ко мне сознанием.

– Мы пришли в очень опасное, неудачное время, – пояснил Горемыжный, – Днем, когда солнце находится в самом зените, лежание на камне сопряжено с большим риском. И со мной когда-то было то же, что и с вами. Я видел это по вашему лицу. Можно просто не очнуться.

– Отчего это происходит?

– Не знаю. Загадка природы. Но другое дело – ночь. Ночью энергия камня как бы уменьшается. Или происходит что-то иное, но опасности гораздо меньше.

– И зимой так же?

– Круглый год.

– Знаете что, Илья Ильич? Вы – осел, извините за грубость. Вам бы тут курорт открыть да туристов зазывать. Со всего бы света ездили. И миллиарды бы потекли – целый город можно отгрохать. Новый Аркаим. Это же клад!

– Да есть тут один проект… – смущенно отозвался Горемыжный. – У Намцевича.

– Вот-вот. Он-то этот Волшебный камень в свой особняк и перетащит. К нему денежки и поплывут. А заодно и Девушку-Ночь к делу пристроит: от клиентов отбоя не будет.

– Гм-м… Так вы уже слышали о ней?

– Конечно. Только свидеться не довелось.

– Мне тоже, – тяжко вздохнул поселковый староста и понуро наклонил плешь.

Видно, и его манила эта ночная красавица. Но дается, судя по всему, не всякому.

Глава 8. На помощь приходит мистер Смирнофф

В глубокой задумчивости я возвратился к себе домой, расставшись по дороге с Ильей Горемыжным. Странный камень волновал мое воображение. «А ведь дед наверняка не случайно обосновался именно тут», – подумал вдруг я. Он-то знал, что представляет собой этот космический пришелец. И дом свой выстроил намеренно возле него… Возможно, камень как-то помогал ему в его работе, давал какие-то особые знания, откровения? А мог ли он явиться и причиной его смерти?

На сегодня у меня был запланирован еще один визит, и, немного отдохнув, я отправился к местному полицейскому Петру Громыхайлову, тем более что и с ним надо было решить кое-какие формальности. Но предварительно я заглянул в продуктовый магазин и купил у Зинаиды литровую бутылку водки «Смирнофф». Наверняка паленка, но «марка» хоть… Заодно мне хотелось расспросить продавщицу о бежавшем из тюрьмы сыне, но я не знал, как подступиться к этой женщине с окаменевшим от горя лицом. Да и вряд ли она стала бы откровенничать с совершенно посторонним для нее человеком. Узнать хотя бы, за что его посадили. Но в этом, я надеялся, мне поможет «мистер Смирнофф».

Из довольно просторного дома блюстителя закона не доносилось ни звука. Я несколько раз громко постучал в дверь, но приглашения не последовало. Тогда я толкнул ее и вошел внутрь. Громыхайлов спал на кровати, широко раскинув ноги в сапогах, фуражка его сползла на нос, а кобура с пистолетом валялась на полу. Стол был завален разнообразными закусками, начиная от соленых грибочков и огурчиков до полуобглоданных жареных цыплят, а вот в стоявшей тут же бутылке было пусто. Я вытащил из сумки своего «Смирноффа», открыл и налил в стакан. Полицай приподнял голову, услышав знакомые звуки. Взглядом следил за моей рукой. Затем Громыхайлов встал, не говоря ни слова, уселся напротив меня и так же молча пододвинул свой «аршин». Я налил ему столько же, сколько и себе. Не глядя друг на друга, мы чокнулись и опрокинули в себя водку. Потом занюхали огурцами.

– Наконец-то… хоть один трезво мыслящий человек появился в поселке… – произнес свою первую алогичную фразу Громыхайлов и только после этого посмотрел на меня. – Давай-ка повторим.

Я снова разлил водку.

– Мне надо свидетельство о смерти деда.

– Успеется.

Процедура возлияния повторилась.

– А как насчет временного местожительства?

– А ты надолго к нам?

– Да пока водка в магазине не кончится.

– Дельно. Значит, на две недели. У Зинки запасы ограничены.

Громыхайлов выглядел лет на сорок, хотя ему могло быть и больше пятидесяти, и меньше тридцати. Пьяницы как-то консервируются в районе «сороковника». У него были коротко стриженные волосы, мясистый ноздреватый нос, борцовская шея и какие-то очумелые глаза.

– Меня зовут Вадимом.

– Знаю. Ты чего к нам приехал?

– Слушай, Петя, как ты считаешь, убили моего деда или он сам утоп?

Милиционер хмуро посмотрел на меня, хмыкнул, поднял вверх указательный палец и покачал им перед моим носом.

– Но-но! – сказал он и повторил, продолжая покачивать пальцем: – Но-но!..

– Переведи.

– Но-но… – в третий раз сказал он и потянулся к стакану. Я понял, что надо увеличить дозу. Но после очередной порции почувствовал, что и сам начинаю быстро пьянеть.

– Так как насчет деда? – продолжил я. – Кому он тут у вас мешал, Петя?

– Я тебе как другу скажу, Вадик, – ответил полисмен, отправляя в рот щепотку квашеной капусты. – Будешь вынюхивать – завяжу узлом и посажу в погреб. Если даже его и убили, то теперь не вернешь, верно? Давай лучше на спичках потянем – кто за новым пузырем побежит?

– А не треснем? Вон еще полбутылки осталось. Ты мне все-таки ответь.

– Дурной ты. Русского языка не понимаешь. Немец, что ли?

– Точно, каратель.

– Мне новую кобуру не выдали, – пожаловался он.

– Кто убил деда? – Перегнувшись через стол, я потряс Петю за лацканы его жандармского кителя.

– Я! – икнул он и вытащил откуда-то из-под стола бутылку армянского коньяка. – Это мне взятку дали. Хороший коньяк, у меня целый ящик.

– Тогда я тебя арестую. Сдать оружие!

– Не имеешь права. Ты не в форме. И у тебя ордера нет.

Пока Петя разливал коньяк, я достал из кармана блокнот, вырвал листок и коряво написал: «Ордер. Податель сего имеет право всех сажать и стрелять. Министр Колокольцев». Расписавшись за главного полицмейстера страны, я сунул бумажку Громыхайлову. А тот мне в ответ – почти в нос – стакан коньяка. Потом долго читал мою писульку, шевеля губами.

– Подпись настоящая, – сказал он, наконец. – А печати нет.

Я раздавил на бумажке помидор.

– Теперь годится?

– Теперь подчиняюсь, – и он протянул руки для наручников.

Тут в комнату вошла женщина средних лет, поставила на пол ведерко с огурцами, осуждающе посмотрела на нас и привычно произнесла:

– У-у-у… нажрались… – потом хлопнула дверью.

– Супруга моя, – пояснил Петя. – Житья от нее нет. И пилит, и пилит… Скоро пополам распилит, как чурку.

– Петя, – вспомнил вдруг я. – А сын Зинаиды, он где-то здесь, в Полынье?

– Да уж! Куда ему деваться? Должно быть, на болотах прячется.

– На Волшебном камне ночует? Удобно. Давай его вместе ловить.

– Заметано.

– А скажи-ка ты мне, болезный, за что его посадили? – Я чувствовал, что в скором времени сам отключусь, и задал свой вопрос на пределе человеческих сил.

Полицай долго думал, прежде чем ответить.

– Он… псих. Целую семью вырезал. А девочек насильничал…

На этом глаза Пети закрылись, он опустил голову на стол, аккурат между двумя тарелками, и захрапел. Я с трудом поднялся. Меня качнуло так, что я чуть не врезался в стену. Потом кое-как выбрался из дома, открыл калитку и побрел по улице. Еле добравшись до своего пристанища, я разыскал кровать и рухнул на нее замертво.

Разбудила меня тетушка Краб, которая о чем-то жужжала над ухом. Постепенно я стал разбирать отдельные фразы:

– … и дверь не запер… а связался-то с кем? с пропойцем этим, Петькой… дружка нашел… а ведь дед твой не пил, капли в рот не брал… Вадим?.. Уж не умер ли?..

– Жив я, тетушка, жив, – сознался я, разлепляя веки. – Эта встреча для дела была нужна. Который час?

– Да уж девять минуло.