Жестокий космос - Александр Павлович Быченин

он меня просто давит интеллектом. А всё остальное время — харизмой и авторитетом у сослуживцев. Вот и представь, каково мне!

— Да ладно тебе плакаться, Болтнев! — усмехнулась Юлька. — Не бери меня на жалость. У меня теперь тоже положеньице то ещё! Даже не знаю, как от редактора отмазываться стану! Я ведь ему тоже… ну, перспективы обрисовала. Весьма радужные, как ты понимаешь. И теперь мне очень сильно не хочется попадаться ему на глаза. А как представлю, что и дальше под его началом работать… аж слёзы наворачиваются!

— Только не говори, что от жалости к себе, — вернул я усмешку девице. — Что он тебе сделает? Запрёт в редакции? Посадит на какую-нибудь ничего не значащую должность? Так что плохого в синекуре? Представь, сколько у тебя свободного времени появится! И насколько ответственность уменьшится! Ну и внимания лишнего не привлечёшь, что тоже важно.

— Болтнев, да ты гений! — просияла вдруг Юлька. И от души чмокнула меня в щёку: — Чёрт! А ведь это реально выход!

— Синекура? — растерянно повторил я.

— Она самая, Никит, она самая! — прямо-таки залучилась радостью журналистка. — Единственное, синекура мне нужна не в «Новостях Содружества», а в центральном офисе холдинга. Одна засада: как папуле объяснить такое резкое изменение в характере любимой дочурки? Я же ведь столько лет всеми правдами и неправдами на свободу рвалась, и тут вдруг — раз! — и на всё согласная! Папуля у меня умный, наверняка что-то заподозрит…

— Ой, придумала тоже проблему! — рассмеялся я. — Во-первых, ты девушка, а значит, по определению существо ветреное, у которого семь пятниц на неделе. А во-вторых, — жестом прервал я уже собравшуюся возмутиться девицу, — у тебя теперь есть универсальная отмазка: стресс вкупе с посттравматическим синдромом! Опиши отцу все свои приключения — ну, те, которые можно — да подраматичнее, с леденящими кровь подробностями. И особенно упирай на осознание бренности бытия. Типа, трижды по краю прошла, так что везение могло и закончиться.

— А третий раз когда⁈ — озадачилась журналистка. — Первый, понятно, когда нам шаттл взорвали. Второй — когда Максим Дмитриевич «зубастика» на складе пристрелил…

— А третий — когда Голдстейн тебя задумал в заложницы взять, да мэр Хименес его опередил.

— Что… реально⁈ — только сейчас дошла до Юлькиного сознания пугающая правда.

— Даже не сомневайся! — заверил я девицу. — Так что про три случая можешь отцу смело втирать. Потому что это святая истинная правда. Не думаю, что после такого он для тебя тёпленькое местечко под собственным крылышком зажмёт.

— Хм, — задумалась Юлька, — а что? Вариант! Зная папулю, он к такому отнесётся крайне серьёзно. И поверит, и в положение моё войдёт, и даже чуткость и внимательность проявлять будет. Пару месяцев как минимум. А потом ему снова станет некогда, и он натравит на меня свору психоаналитиков с психотерапевтами!

— Хочешь сказать, что ты не сумеешь обвести мозгоправов вокруг пальца? — удивлённо заломил я бровь.

— На слабо берешь, а, Болтнев? — моментально раскусила мою хитрость репортёрша. — Хотя что тебе ещё остается? Но… план ничего так. Пожалуй, возьму его на вооружение. С эскулапами как-нибудь совладаю, а вот папочкину заботливость придётся просто перетерпеть. Тем более, это ненадолго. Зато буду сидеть в центральном офисе, как паук в центре паутины! И дёргать за ниточки, хе-хе!

Оп-па! Похоже, я на Юльку плохо влияю — вон, даже смешок мой фирменный переняла. А ещё мне показалось, что улыбка у неё получилась предвкушающая. Явно уже сообразила, как со скукой бороться. А именно, заняв вакантное место офисного «серого кардинала». Или, что даже более вероятно, подсидев действующего. Ох и не завидую же я клеркам из холдинга!

— Вот и договорились, — подвёл я итог напутственной беседе. — У тебя ещё… сколько?

— Да почти неделя, — страдальчески вздохнула Юлька. — Скука смертная! И связи с Ноосферой нет…

— А это даже хорошо, как раз успеешь максимально достоверный обоснуй для отца придумать, — подбодрил я спутницу. — Заодно отоспишься и подлечишься…

— А вот с этим бы как раз повременить, — включилась в проработку плана Юлька. — Жалко, ушибы и контузия пройдут… но хотя бы перелом тогда до конца залечивать не стану. Папуля в этом плане впечатлительный.

— Ну, это уже сама как знаешь, — самоустранился я. — Ну и давай прощаться, что ли?..

— Да, вон уже делегация зыркает, — стрельнула Юлька взглядом в людей со «Стрингера». — Давай, обними хоть на прощание! Аккуратно только, руку не потревожь!

— Давай, счастливо! — прижался я к девице, и впрямь её приобняв и легонько постучав по спине. Потом подставил обе щеки для целомудренных — почти дружеских, да-да! — чмоков и отстранился от Юльки. — Бывайте, Юлия Сергеевна! Пишите письма мелким почерком!

— Да пошёл ты, Болтнев! — с улыбкой отгавкнулась та и стремительным шагом направилась к шлюзу.

А я провожал задумчивым взглядом стройную фигурку и предавался размышлениям о том, что слишком уж у нас быстро всё закончилось. Даже, не побоюсь этого слова, с неким сожалением. Запал, что ли? До «втрескался» ещё далеко, но ехидная журналистка в памяти засела накрепко. Однозначно. И особенно кое-какие волнующие сцены с её и моим участием.

… из задумчивости меня вывел шелест люка, с характерным всхлипом загерметизировавшего шлюз и отрезавшего таким образом Юльке путь к возвращению. Вывести-то вывел, а вот заставить действовать не смог — в груди поселилась подозрительная пустота. Да и в голове тоже, причём звенящая. С одной стороны, похоже на стандартный отходняк после успешного завершения миссии. А с другой… да, что-то новенькое. Впрочем, какой бы низовой ни была моя должность, но она всё равно подразумевала какую-никакую ответственность за кучу народа. Справедливости ради, личный состав уже давно был обихожен и распределён по штатным местам размещения, но оставался ещё я сам — в отличие от подчинённых, я до сих пор рассекал по «Ливингстону» в боевой броне и при полном вооружении. А это, как ни крути, непорядок! Командир должен быть примером для подчинённых, а не расхлябанным раздолбаем! Меня несколько оправдывал тот факт, что вплоть до текущего момента я проявлял заботу о приданном гражданском персонале, сиречь Юльке, но теперь и эта отмазка перестала действовать. Так что пришлось волей-неволей топать в «оружейку»…

… в которой я и обнаружил — ни за что