Чёрный ратник - Макс Гато

не отдавался в костях. Я продолжал ехать чуть позади, держа Олафа в поле зрения. Он правил лошадью с неестественной ловкостью для однорукого, его спина была прямой, а голова постоянно в движении. Он явно сканировал опушки, прислушивалась к лесу.

Мы ехали некоторое время, не обмолвившись ни словом. Тишину нарушал лишь скрип сёдел да редкие крики ночных птиц. Воздух был чистым, холодным и… пустым.

— Этот орден… — первым заговорил я. Мой голос прозвучал хрипло после долгого молчания. — Что он из себя представляет?

Олаф сгрёб плечом прядь волос с лица.

Я, конечно, кое-что помнил об ордене из воспоминаний Тимоши, но это были фрагменты, обрывки.

— Раньше здесь и за горами была вольница, — в голосе Олафа явно послышались нотки ностальгии. — Свободные дружины, княжеские воины. Кто силён, тот и прав.

Я не смог скрыть улыбки. В старые времена так и было. В мои времена, когда род Темниковых только зарождался.

— Но времена меняются. Сильным мира сего понадобилась не сбродная вольница, а армия. Дисциплинированная, управляемая, преданная. В итоге имеем что имеем: самые сильные ратники сидят на цепи из золота, подкрепленной долгом.

Он говорил так, будто рассказывал старую сказку.

Информации было ровно столько, чтобы понять общую картину, и ни капли больше.

— Стой, — внезапно бросил Олаф, резко поднимая руку.

Я натянул поводья. Олаф не двигался, застыв как изваяние, его взгляд был устремлен вглубь чащи справа от нас.

В сгустившихся сумерках я, вслед за Олафом, тоже почувствовал чужое внимание. Что-то быстро приближалось, продираясь сквозь траву и кустарники.

Я положил ладонь на холодную рукоять меча. К треску веток вскоре добавился рык и тяжелое звериное дыхание. Мы с Олафом почти одновременно обнажили клинки.

Из-за деревьев, ломая подлесок, вывалилась стая волков. Небольшая, штук семь-восемь серых, тощих теней с горящими в темноте глазами. Они неслись напрямик, через тропу, не обращая на нас никакого внимания.

Волки не зарычали, не оскалились. Они бежали на износ, поджав хвосты, с понурыми головами. Лишь последний, старый худой волк с седой шерстью, покрытой шрамами, метнул в нашу сторону горящий взгляд.

Одно мгновение и волки скрылись в сумерках на противоположной стороне тропы. Лес снова погрузился в тишину, теперь казавшуюся зловещей.

Олаф медленно повернулся ко мне. Его лицо в сгущающихся сумерках было серьезным и мрачным.

— Волки не просто бегут, — Олаф окинул взглядом темнеющий лес. — Они бегут отсюда. И им не до добычи.

— Так бывает, когда в лесу появляется хищник серьезнее, — согласился я, возвращая меч в ножны.

— Было бы лучше, чтобы ты ошибался.

Олаф немного помолчал, давая мне понять вес своих слов. А я надеялся, что это был не беглый маг, что шел по нашим следам. К полноценному поединку с магом мне еще предстояло подготовиться и самое главное — разобраться с аурой.

Мы отъехали дальше и принялись искать место для лагеря. Ехать дальше ночью было самоубийством. Я нашёл небольшую поляну, прикрытую с одной стороны лесом, а с другой — предгорьем. Место было удобным, а самое главное — незаметным со стороны.

Мы молча разбили лагерь, распрягли лошадей, спрятали их в кустах и развели небольшой, почти бездымный костёр из сухого валежника. Я поделился с Олафом сухарями и водой. Мышцы ныли ужасно, всё тело ломило, усталость накатила такая, что хотелось просто рухнуть на землю и уснуть. Но делать этого было нельзя.

— Я возьму первое дежурство, — поставил однорукого перед фактом я.

Он особо не спорил. Снял сапоги и растянулся на плаще, отвернувшись в сторону от костра. Я же остался у огня один. Пламя трещало, отбрасывая хаотичные тени.

У меня оказалось свободный момент, чтобы разобраться с проявлениями моей ауры. Я прикрыл глаза. Крепко спать этой ночью я не собирался, разве что подремать, когда Олаф сменит меня.

Здесь, в лагере, к нам могли подобраться только с одной стороны. И я был уверен, что замечу угрозу в ночной тишине. Хотя мне бы сейчас пригодились ловушки или толковый маг.

Я старался вновь призвать ауру, представил, как искра за искрой зажигает пламя внутри меня. И что-то щёлкнуло. Дело пошло намного легче, чем в бою. В груди потеплело, в ушах запульсировало, пальцы слегка онемели. И я ощущал, как с каждым ударом сердца внутри разгорается чёрное пламя. Во рту появился привкус железа.

В этот момент я осознал: чёрная аура в новом теле окончательно проснулась. Я понял — пора. И позволил себе медленно, очень осторожно влить силу в ладони. Мышцы напряглись и дрогнули, а пальцы сжались в кулак. Усталость отступила.

С каждым вдохом аура расползалась, пока я не заметил её вокруг себя. Сперва я принял её за порождение собственного разума, за игру измотанных нервов. Но потом заметил: тьма вокруг дышала и надвигалась на лагерь. Из леса на нас смотрели белёсые глаза — не звериные, а хуже. Они не глядели, а копались и лезли в сознание.

Я понял, что что-то пошло не так. Этого здесь быть не должно.

Лошади, привязанные в кустах, забеспокоились, заржали тихо и нервно, а затем принялись бить копытами о землю. Я открыл глаза и увидел, как они жмутся друг к другу и бешено вращают головами.

Олаф вскочил и выхватил саблю. Похоже, что он тоже не спал.

— Чуешь? — прошептал он, не оборачиваясь.

Из темноты деревьев выползло Оно. Тень без тела, принявшая форму — длинное, колышущееся нечто, в котором угадывались когти, светящиеся глазницы и щель рта. Оно стелилось по земле, поглощая свет и звук.

Воздух стал густым, тяжёлым. От холода слегка онемели пальцы, а изо рта валил пар.

— Кошмар… — прошептал Олаф, и в его голосе читалась холодная ярость.

Чудовище метнулось вперёд. Не на меня. На Олафа. Из тени вынырнул коготь, острый и материальный.

Я бросил кинжал в тварь, отвлекая её, и напитал меч черной аурой.

Олаф сделал короткий шаг навстречу Кошмару, и его сабля описала резкую дугу. Сталь встретилась с тенью с оглушительным, противоестественным визгом, будто резали стекло. Коготь отпрянул.

А вместе с ним волна тьмы от Кошмара ударила в меня плетью. Сердце остановилось, а потом забилось в бешеном ритме. Мир вокруг потемнел. Мне в голову полезли когти, забираясь всё глубже и глубже, раскапывая воспоминания до тех пор пока они не наткнулись на холодную, как железо, стену — чёрную стену.

Откуда-то в памяти выползали незнакомые образы. Я увидел, как тело Тимоши холодеет в грязи. Услышал хруст костей от сабли убийцы. Что-то пыталось воззвать к страху внутри моих воспоминаний.

Только память была не моя. И смерти в