КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5) - Ольга Войлошникова

— Итак, господа, вам теперь понятно, почему я просто вынужден вторично посетить этот весёлый городок?

— Мы с вами, господин сотник! — хором сказали Антон и Александр

— Я с вами, фрайгерр Коршунов! — эхом откликнулся Хаген. Ну куда ж без него?

— Экипаж «Дельфина» целиком и полностью поддерживает ваше начинание, — неожиданно заверил меня капитан. А вот это уже новость! — Я ввёл членов экипажа в курс дела, в части их касающейся. Поскольку у меня экипаж проверенный, из моих старых, — он подчеркнул последнее слово, — знакомцев. А теперь, увидев нашу пассажирку своими глазами, матросы горят желанием поучаствовать… чем смогут. Рассчитывайте на нас.

— Господа, я, признаться, тронут вашим единодушием. Предлагаю поужинать и обсудить наши дальнейшие планы. Госпожа Браам будет ужинать в каюте.

Матросик, назначенный сегодня стюардом, споро накрыл на стол. Но что-то кусок в горло не лез. Как вспомню лицо Лисси, так зверею прям… Непорядок. Нет, конечно, я прекрасно понимал, что явившись в конкретный бордель, наведя там шороху, в масштабах страны я ничего не добьюсь. Это же этот… как его, ядрёна колупайка?.. О, культурный феномен! Чтоб ему ни дна ни покрышки.

Но вот в данном конкретном месте пусть ответят!

Согласен. Данные конкретные люди — садисты… Да и люди ли они вообще? Не может называться человеком тварь, ради развлечения режущая лицо девушке. Ну и плюс владельцы, буде они там, которые на лечении экономили…

Это я исправить могу.

Бесповоротно исправить!

Да-а-а!

Только вот со злостью надо что-то делать.

— Господа. У нас есть одна проблема.

— Какая? Вернее, которая? — глава стола, капитан Сергей Викентьевич, сцепил руки и упер в них подбородок, сразу став похожим на нашего Иркутского особиста из казачьего войска.

— Меня душит злость. А это в моих нынешних пропорциях чревато разными перегибами. Надо как-то снизить накал агрессии. А у меня не получается.

Хаген поднял руку.

— Фрайгерр Коршунов! У меня есть стопроцентное решение проблемы, но вы меня за него убьёте.

Внезапно.

— Ну-ну, начал говорить — продолжай!

— Вы вчера уже говорили на брифинге, что будете использовать камуфляж.

Да? Говорил? Когда?

А так звучит лучше — камуфляж! А то краска, краска… Камуфляж!

— Э-э, допустим. Говорил, и что?

— У меня возникла мысль покрасить вас определённым образом. Причём, если вам не понравится, можно будет просто дальше докрасить до монотонно-чёрного цвета.

— Ну-у, не знаю… Признаюсь, заинтриговал. И как красить будем?

— А вот это лучше показать на месте. Для закрепления эффекта.

Ой, юлит Хаген!

— Какого эффекта?

— Уменьшения злости. — Точно, задумал что-то.

— Что ж, давайте попробуем.

После ужина командой избранных, то есть капитан и мой экипаж, спустились в трюм. Меня красить.

Наносить камуфляж!

Да-да, камуфляж! Он самый.

Для такого случая Хаген переоделся в форму техперсонала. Сергей Викентьевич достал из шкафчика хитрую приспособу — небольшой бочонок с прилагающимся к нему пневмо-распылителем. Я, признаться, вначале думал: кистью краситься будем. А тут — техника! В довершение капитан раскатал по полу здоровенный кусок прорезиненной технической ткани и со скрытым азартом сделал мне приглашающий жест:

— Ну-с, Господин Коршунов, ждём!

Я прошёл в центр полотнища и обернулся зверем.

— Ой, мама! — Саня Пушкин упал на задницу и с восторженным ужасом взирал на меня. — Я, пожалуй, встану, так чего-то ещё страшнее… — И по стене поднял себя.

А ноги-то подкашиваются!

Не надо их-то пугать, это же свои.

Пусть уважают вожака!

Да они и так…

Я оглядел свою команду. Только у капитана на лице был натуральный восторг. Он, по-моему, искренне наслаждался представленной картиной. Ох и непрост Викентич! Ох и непрост! На лицах остальных отражалась разная степень ужаса. Спокойнее всего у Хагена, и далее по возрастающей — Антон и Саня.

— Господа, это всё ещё я!

— О-бал-деть! — выразил общее мнение Швец. — Какой ты огромный!

— Предупреждаю заранее, в моменты боевой ярости начинают светиться зубы и когти.

— А каким светом? — с неистребимым научным любопытством влез Пушкин.

— Синим таким, с зеленым отливом, как северное сияние.

— Обалдеть… — повторил Саня.

— Господа, обалдевать будем позже. Приступим! — Хаген взял у капитана распылитель и решительным шагом подошёл ко мне. — Давайте, фрайгерр!

Чего он там собирался давать, я лично не совсем вначале понял. Просто выполнял указания. «Повернитесь», «морду сюда», «морду туда», «глаза закройте», «на задние лапы встаньте», «а можно как-то ниже?» — и тому подобные.

Муторно.

Это потому что мы очень большие.

Самые большие!

Самые. Вот именно.

Зато когда мне принесли зеркало из кают-кампании «Дельфина» (тоже самое большое, да)… я просто обалдел. Из зазеркалья на меня смотрел… гигантский панда. Ну не совсем похожий, конечно. Общей такой круглости не хватало. Я приподнял морду, оскалил зубы…

И тут Зверь хихикнул. Вот прям не ожидал от него. Потом я встал на задние лапы… и хихикнул вслед за ним.

По итогу ржали все. Я просто лежал всей тушей на полу трюма, взрыкивая от хохота и периодически долбя лапой по полу. Дирижабль слегка вздрагивал, но, слава Богу, в ангар никто посторонний зайти не пытался. А то наша компания была похожа на сборище жертв мага-ментата. Все ржущие. Прям до истерики. Особенно Хаген, слегка уляпанный в краске, поскольку попробуй покрасить из распылителя огромного белого медведя и не уляпайся, я на вас посмотрю.

Когда все немного успокоились, Саня, в голове которого явно опять включился исследовательский модуль, спросил:

— Послушайте, Илья, а почему вы уверены, что все эти… как бы сказать… художества исчезнут, когда вы обернётесь в человека?

Я представил себя в человечьем виде, с чёрными ушами и чёрными же пятнами вокруг глаз.

Ха-а-х-р-р-р!

И нечего ржать. Это значит, что ты тогда тоже таким останешься. И оттирать тебя придётся в семи водах со скипидаром!

Зверь мгновенно перестал ржать и уставился на Пушкина.

Но мы же…

— Видите ли, господа, — вперёд меня успел ответить Хаген, — я долго размышлял над этим, прежде чем предложить свой вариант камуфляжа. И пришёл вот к каким умозаключениям. — Хаген был сама серьёзность, что после нашего ржача было немного удивительно. — Фрайгерр Коршунов, обращаясь в Зверя, ни разу не задался вопросом: куда в этот момент девается одежда? Полагаю, первоначально обращение было сильнейшим стрессом, а после вошло в привычку. Но! Из образа Зверя в человека ни один оборотень