Николай Берг - Крепость живых

От нашей перебранки есть польза – девчонки голосить перестали. Видимо, злой доктор Ойнеболит напугал.

Кстати, какого хрена на девчонке жгут?

– Надежда Николаевна! Уберите лишних отсюда. Нам новых ранений только не хватает! А ты, принцесса, как тебя ранило?

– У мммення ппалле-ец отсттреллилло… ик… ттуттт в ммешшочке воттт… ик…

– Больше ран нет?

– Этттой мммаллло… ик?!

– Этой хватит. Ну-ка, где палец?

– У Лилллльккки… ик…

Пока разговариваю, вижу, что жгут наложен безобразно – кисть руки опухла и посинела до безобразия. Осматриваю девчонку. Внешне состояние удовлетворительное, не ниже. Напугана, конечно, но ничего страшного. Потому жгут долой, толку от него нет. И прошу Надежду и эту парочку отправить вниз.

Теперь милиционер. Вот ему точно плохо. Белый, холодный пот на его лице глазом невооруженным видно.

– Кости ему надо совместить правильно! – авторитетно заявляет мне в затылок все еще пасущийся тут мужик.

– Вы кто по специальности?

– Я? Экспедитор!

– Медицинское образование есть?

– Нет, но я в телевизоре видел.

– Слушайте, если вы немедленно не уйдете туда, где сейчас сборный пункт раненых, я вас буду лечить только урино– и копротерапией! И от других врачей добьюсь того же!

– Так я ж помочь хочу!

– Внизу, на берегу, ваша помощь будет уместнее. Все, вниз на посадку.

– Я…

– Тебя пристрелить, чтоб понял? – рявкает сзади Надежда мужику в ухо.

Мужик подпрыгивает и наконец сваливает вместе с девчонками.

– Ильяс, видишь группу из четырех человек?

– Вижу. Отработать?

– Нет, ты что, это спасенные. Двое ранены.

– Принято. Не отрабатывать.

– Сопроводи. Чтоб никто не обидел. Я имею в виду: не бегай туда-сюда, а огневым прикрытием.

– Понял, не деревянный.

– Куда делись мужики? Этот, сварщик, и второй, из первого УАЗа?

– Сварщик рванул за нашими на холм еще до того, как вы туда поехали. А мужик с УАЗа, после того как вы раненого сюда потащили, того, с обвязанной головой, побежал к Центральному парку. Прямо вдоль берега.

– Куда ж его черти понесли?

– Вот уж извини, не в курсах…

– Ясно, связь кончаю…

– Буякши, хи-хи-хи…

Теперь что у парня с рукой. Надежда уже дерет ножницами рукав, аж треск стоит.

Парень прикрывает глаза и вроде собирается потерять сознание. Роюсь в сумке, ищу одноразовый шприц. Ампула промедола. Теперь одно соединить с другим – и в ляжку. Готов. Будем надеяться, что шибко инфекции я ему не занес.

– Эй! Земляк! УАЗ на ходу?

– А?

– Ты тут не помирай, все равно не дадим. УАЗ на ходу?

– На ходу…

– Можем сейчас на нем вниз съехать?

– Можем… Бензина нету…

– Что, прям тут кончился?

– Ну да, тут… Я мотор не выключал… Он чуток поработал и заглох… Этот пидор по нас очередь дал, а завести не смог…

– Какой пидор?

– Этот… мент. Он нас остановил…

– Сколько тут всего было?

– Этих?

– Да, этих.

– Трое… Двое ментов…

– Всего трое?

– Ага.

– Я закончила!

– Надежда, как, подбинтуем или перебинтуем?.. На ваш взгляд.

– На мой – подбинтовать, и хорошо будет.

– А жгут?

– Давайте проверим.

– Хорошо, распускаю.

Смотрим на повязку. Кисть руки розовеет, а вот кровищи на повязке не добавляется. Надежда добавляет еще бинта сверху, а я тем временем стягиваю с раненой руки часы: они хоть и на растягивающемся браслете, но на раненой конечности лучше не оставлять ни колец, ни браслетов, ни часов… Отечет – хрен снимешь, и можно получить на ровном месте отмирание тканей. Был у меня пациент с ожогом и ботинком на обожженной ноге. Успели снять этот чертов ботинок по кускам, еле успели, а то потерял бы пальчики – уже цвет был у них очень гадкий, когда освободили…

Иммобилизовать бы руку – очень похоже, что уж одну-то кость пуля поломала. А может, и вторую тоже… Без рентгена не скажешь. Шин у меня нет. Разве у МЧС спросить? Или тут какую-нибудь ветку-доску поискать…

– Что вы озираетесь? – останавливает мое блуждание глазами по окрестностям Надежда.

– Дощечку ищу для иммобилизации.

– Да бросьте, даже если и найдем, то грязная же будет. Выщелкните из запасного магазина патроны, и прибинтуем. В самый раз по длине будет. И на косынку.

– Вот бы не подумал.

– Доводилось так делать. Уж чего-чего, а пустой магазин найти было проще, чем шины. – Надежда улыбается и подмигивает.

Горсть тэтэшек ссыпается в карман, магазин от ППС прибинтовывается к раненой руке, сама рука, под прямым углом согнутая в локте, берется на косынку.

Начинаю приподнимать парня. С трудом, но идти может. Потихоньку тащимся туда, где оставили УАЗ. Надежда тем временем, прикрываясь машинами, отходит сзади, на всякий случай глядя, чтоб нас, убогих, никто не обидел.

– Ильяс, возвращаемся.

– Как говорится: вэлкам!

– Ничего нового?

– Водилы с твоим братцем собирают трофеи с битых машин, раненые только что добрались. Мужик уже до меня докапывался – послать пришлось. Ну болтливый…

– Это он после ранения раздухарился.

– В курсе. Эйфория, называется.

– Она самая.

Аккуратно скатываемся вниз. Осторожно добираемся с парнем до госпитального «хивуса». А салон-то уже и заполнен. Миха вроде дремлет. Агонизирующий все еще дышит. Остальные расселись по лавкам и ждут, чего скажу…

Связываюсь с Николаичем:

– Раненые готовы к эвакуации. Что у вас?

– Прекратили преследование. Одного добили. Второй утек. Сварщик с вами?

– Нет, он же за группой побежал.

– Черт…

– И этот, Михин отец, тоже утек – побежал в направлении Центрального парка.

– Да что же это за балаган-то с самодеятельностью! Ладно, его телефон у меня есть. Уточните, вроде бы сварщик на связи был с МЧС – они с водилой нашего «хивуса» точно по мобиле разговаривали.

– УАЗ наверху. Он без бензина.

– А тот, что до берега доехал?

– В дырках, но полностью исправен. Плавучий госпиталь можно отправить в Кронштадт?

– Можно Машку за ляжку…

– Ясно. Разрешите отправить.

– Сопровождать кто будет?

– Считаю, что водителя и врача из спасенных хватит.

– Отправляйте.

– Они сейчас трофеи собирают.

– Гляньте, что они надыбали. Если что ценное, отбирайте.

– Принято.

– После того как отправите, возвращайтесь сюда, на перекресток. Мы сейчас уже там будем.

– Что, кого-то зацепило?

– Нет, все целы, но пара стрелков лишними не будут. Подозреваю, что убежавший гостей притащит. А нам тут еще есть на что внимание обратить.

Виктор проснулся как-то сразу. В бункере тяжело пахло кровью от сваленных в углу мешков. Припахивало еще чем-то, не очень аппетитным, но Витя предпочел этого не замечать. Ирки уже не было, и, высунувшись из люка, он увидел, что компаньонка ковыряется в том мясе, которое они не успели еще срезать с костяка.