Метастазы - Василий Головачёв

у кого могут быть рации, поскольку мобил у нас нет.

– Я покличу своих! – загорелся Ларин. – Штопора, Соло, капитана Дербенёва.

– Но радиус раций ограничен, – напомнила Снежана. – Если над нами не висит спутник, никому ты не дозвонишься.

– Тогда и мы тоже.

– И мы.

Постояли в тишине, пытаясь оживить шлемные рации.

– Олег не отвечает, – сказала Снежана, размышляя. – Я могу связаться с дежурным по Управлению разведки или со своими ребятами, с Костей Савиным.

– Хорошо, попробуй, я же позову Рогожина или дежурного в ЧВК.

– Если твой ЧВК существует.

Снова включили рации, разошлись по леску, просматриваемому насквозь из-за оголённых пожаром деревьев.

Тарас вызвал начальника ЧВК, но Рогожин не ответил ни через минуту, ни через три. Тогда, вспомнив ряд цифр и букв кодовой связи, он набрал номер штаба ЧВК. К немалой радости капитана (номера не изменились!), дежурный ответил быстро, назвав себя:

– Ротмистр Пигунов, кто на заборе?

– Капитан Лобов, – сказал Тарас, пытаясь вспомнить личность ответившего. – Пигунов? Новенький?

– Д-да, – почему-то споткнулся на слове дежурный. – Лобов? Прошу прощения, товарищ капитан… какой Лобов?

– А разве у нас два Лобовых?

– Н-нет… но вы… погибли!

Сердце дало сбой. Такого Тарас не только не ожидал услышать, представить не мог, что в других реальностях может случиться всё, что угодно. Пауза затянулась, он опомнился:

– Была оперативная необходимость… в моей гибели. Я жив. Рогожин у себя?

– Н-нет, в Белоруссии…

– Доложите обстановку.

– Где вы?

Тарас невольно огляделся по сторонам.

– Похоже, серая зона, сотни трупов по всем буеракам.

– А-а… высохшая купянская пойма… укропы попытались атаковать «Абрамсами» и пехотой, их встретили.

– Но фронта не слышно…

– Наши отошли к Курдюмовке, взяли паузу для сбора «двухсотых» и «трёхсотых». Поэтому арта молчит.

– Зачем босс полетел в Белоруссию?

В голосе Пигунова прозвучало сожаление:

– Нас расформировывают. Часть штурмовиков уходит в Белоруссию, из-за чего босс и поехал туда, остальные вливаются в армию под крыло командующего.

– А ты?

– Я остаюсь.

– Ясно. Не удивляйся, если вопрос покажется странным: какой сейчас год?

– Э-э… что?! Год?! Двадцать четвёртый… Вы серьёзно?!

– Месяц?

– Э-э… август… двенадцатое.

– Спасибо, ротмистр, желаю уцелеть.

– Чем я могу помочь? Вас эвакуировать?

– Я сам, будь! – Тарас выключил рацию и несколько секунд неподвижно стоял на чёрно-красной дернине, переваривая новости.

Подошёл растерянный и удивлённый Ларин.

– Знаешь, какой сейчас год?

– Две тысячи двадцать четвёртый. Дежурный сообщил. С кем ты общался?

Михаил страдальчески почесал заросший щетиной подбородок, отвёл глаза.

– С местным Штопором… он под Луганском, но воюет не с «композиторами», а в десантной бригаде. Удивился, когда я позвонил. Не бери в голову, командир… он сказал…

– Что я убит?

Ларин утвердительно мотнул головой:

– Да.

– Дежурный ротмистр Пигунов сказал то же самое и удивился не меньше, когда я представился.

– Ещё бы, тут вообще с глузду съехать можно!

Подошла задумчивая и расстроенная Снежана. В глазах девушки плавились недоумение и печаль.

– Олег погиб!

– Не расстраивайся… – начал Михаил.

Тарас жестом остановил лейтенанта, привлёк её к себе. Она не противилась.

– Это не наш реал, здесь идёт две тысячи двадцать четвёртый год. А значит, погиб не наш, а местный Олег.

– Я понимаю, но всё равно жаль.

– Я тоже погиб.

Снежана отстранилась, заглянула в глаза, криво улыбнулась:

– Поздравляю, похоже, мы тут все «двухсотые».

– Не все, Шалва жив, – сказал Ларин. – А ты как попала в «двухсотые»?

– Меня захватили… то есть эту Снежану, в Харькове, Олег взял двух разведчиков и попытался освободить… так и погибли вместе со мной.

– Какой-то адский реал попался! – помрачнел Ларин. – С кем ты разговаривала?

– С дежурным по Управлению капитан-поручиком Губиным.

– Ты его знала? Я имею в виду там, в нашем реале?

– Нет.

– Ладно, не переживай, я думаю, все мы мертвы в том или ином варианте. Но ведь наверняка в других живы?

Снежана бледно улыбнулась, благодарно сжала плечо лейтенанта:

– Будем искать родственников?

– Не вижу смысла, – покачал головой Тарас. – Они не скажут ничего нового. Год мы знаем, то есть этот реал практически следующий за нашим. Хотя я не понимаю, почему здесь идёт двадцать четвёртый год, а не двадцать третий. Шагнули всего на одну ступеньку – и прошёл год?

– Кеша говорил, что могут случаться спонтанные пробои… может быть, между нашим и этим реалами проскочили десятки реалов.

– Рассуждаешь как настоящий теоретик. Давайте решать, что делать.

– А что тут решать? – пожал плечами Ларин. – Рвём когти отсюда, пока не заявились службы похоронщиков, возвращаемся домой. Надеюсь, теперь не промахнёшься?

– Постараюсь, – хмуро пообещал Тарас.

Издалека прилетел тихий рокот.

Ларин встрепенулся:

– «Вертушка»!

Снежана поморщилась.

– Устала? – пожалел её Тарас.

– До чёртиков! – призналась она. – Так хочется расслабиться!

– На море! – подхватил Ларин. – Да в приятной компании, да в хорошей гостинице, да с пивком!

– Размечтался, – улыбнулась девушка.

– Вернёмся домой, устроим отдых, – пообещал Тарас, не слишком уверенный в исполнении обещания.

К Снежане вернулся командирский тон.

– Поехали! Будем надеяться, что в нашем реале Олег жив и нас не встретят как врагов.

К рокоту винтов вертолёта прибавился приближающийся гул автомобильных моторов: к полю боя съезжались грузовики похоронной команды.

Снежану обняли мужчины, и Тарас вывел на экран памяти рисунок кюар-кода.

Россия‑41, окраина Луганска

12 июля, 16 часов

Он так и не понял, что помешало сосредоточиться: не то посторонний звук, не то собственная мысль. Но сознание «дрогнуло», отзываясь на помеху, и после короткой темноты в памяти остался неуютный след дежавю.

Очнулись в саду рядом с домом, в котором не уцелело ни одного окна. Глаза резануло ярким светом: солнце показалось горнилом ковша с расплавленным металлом, в нос шибануло смесью запахов горелой травы, прели, павших яблок, ржавого железа и сухих досок. Было жарко, не меньше тридцати градусов, кругом стояла тишина, нарушаемая далёким бурчанием фронта.

– Кажется, мы на месте, – проговорил Солоухин, отстраняясь от обнявшихся Итана и Лавинии.

Девушка вздрогнула.

– Не бойся, – сказал Итан, прижав её посильней. – Ты не одна.

Она подняла лицо, глянув на него снизу вверх с виноватой улыбкой:

– У меня от кюар-переходов сохнут губы.

– Привыкай.

– Мы дома?

Он отстранил девушку, прислушиваясь к звукам окраин города, минуту молчал, потом покачал головой:

– Если честно, не уверен.

– Почему?

– Посмотри на дом.

Лавиния послушно окинула строение оценивающим взглядом:

– Дом как дом…

– Он круглый! Я ни разу не видел в Луганске жилые постройки круглой формы. Да и рядом, – он показал на соседний дом, проглядывающий сквозь ветки яблонь, – тоже круглый.

Солоухин прошёлся по саду, стараясь не топтать упавшие яблоки, с любопытством вглядываясь в домики селения.

– Может быть, это не Луганск?

– Я уже объяснял, что кюар-трекинг соединяет связанные трёхмерной геометрией