Нашествие - В. Бирюк

Сеунчей в гонг стукнул. Алу вступительное слово толканул. Типа: мы собрались решать вопросы войны и мира, как «желтому народу» жить дальше. По обычаю предков, обратимся же к мудрости духов.

В смысле: выпускайте шаманов.

Они там, чуть ниже, в лощине костерки развели, трав вонючих накидали, пляшут, стучат в котелки.

Котёл для степняка - не только кухонная утварь. Символ рода. Про Кончака в РИ будет сказано, что его котёл столь велик, что никому не снести. Речь не про посуду - про многочисленность его аила.

Сотни две народа сидит вокруг лощины, бормочут чего-то, кланяются в такт… и замолчали.

Алу за дастарханом задёргался туда-сюда.

- За спину на реку глянь.

Тут уж все в ту сторону развернулись. Многие на ноги повскакивали. Иные наоборот - ниц пали.

- Ты… ты призвал дух моего отца из страны мёртвых?!

- Дух мудрого Боняка Боняковича нет нужды призывать - он всегда с нами. Твой отец совершил великий подвиг. Смертью своей отстоял вольности «жёлтого народа». Пока народ жив - его дух здесь. В Степи. И уж, конечно, здесь, над излучиной Дона, где его сын собрал самое большое собрание лучших людей для решения самого большого вопроса. Мог ли хан Боняк не прибыть сюда? Пропустить такое важное дело? И не полюбоваться на своего сына. А я… я только напомнил людям - старый Боняк смотрит на нас, слушает наши речи. Плохо, если ему будет за нас стыдно.

А над рекой, над «Чёрным дроздом» поднимается всё выше огромный воздушный шар. С портретом старого Боняка. Как я увидел его год назад в нашу единственную встречу. Немолод, седина густо в усах, в кустистых бровях. Грузен, морщинист. Из глубины морщин, из-под набрякших век и без того узких глаз цепко смотрят два зрачка. Уже не чёрные, потерявшие с приходом старости насыщенный цвет. Но сохранившие способность и желание видеть. Проникать в сущности. «Ума не потерял».

Красиво. Узнаваемо. Выразительно. Хрисанф, богомаз-порнограф постарался. Думал ли я, разглядывая с Юлькой-лекаркой в Лядских воротах непристойное граффити, что труд неизвестного художника-хулигана поможет повернуть в нужную сторону целый народ? На чуть-чуть, на долечку. Шажок, в ряду других шажков.

Тысячи потрясённых людей по обе стороны реки. Кто молится, кто отмахивается большим пальцем, кто крестится, кто убежать норовит. Мои-то привычны: монгольфьер в тёплую погоду частый элемент пейзажа во Всеволжске - мы на подобных детей катаем.

Чарджи как-то попробовал. Нервенно было.

Я уже объяснял, что у здешних, особенно у степняков - страх высоты. Знать-то я это знаю, но иногда забываю.

Несколько лет назад как-то летом встретились с Чарджи у «детской площадки»:

- Гля какую штуку мои молодцы сделали! Монгольфьер называется. Вон детишек покатали, давай и мы попробуем.

- Да я… дела спешные…

- Мы быстренько. А то так и жизнь за делами пройдёт.

Влезли в корзинку, ребята верёвку травят, я красотами окрестностей любуюсь. Вдруг… характерные звуки. Мертвенно бледного Чарджи выворачивает. Во, уже вчерашний завтрак пошёл. Факеншит! Так он так задохнётся! Мордой в пол, пальцем в пасть, вычистить лишнее.

Лежит на боку, дрожит. Ладно, прогулка отменяется, поехали вниз. Верёвку потянул, клапан приоткрыл. Тут голос. Сла-а-абенький:

- Иване… ты не рассказывай… что я тут… как сопляк какой-то…

- Конечно не буду. Тут ничего особенного нет. Так почти всех выворачивает. Этот страх - высоты - можно ослабить. Практикой. Вон наша самая большая вышка стоит. Так я там по лесенке с дочкой Боголюбского каждый день гулял. Всё выше и выше. Захочешь - воспользуйся. Только за один раз всё взять не пытайся.

То, что я не насмехался над его вдруг обнаружившейся слабостью, вообще говорил довольно равнодушно - «обычное дело», укрепило наши отношения. То, что он смог подняться, хоть и не сразу, на нашу самую высокую сигнальную вышку, усилило самоуважение. И уважение ко мне: Ванька невиданные штуки в рукаве имеет. И с друзьями всегда поделится, поддержит.

Теперь Чарджи посматривает на окружающих сквозь полуприкрытые веки, чуть улыбается: невежи, деревенщина, жизни не видали.

Монгольфьер долго не провисит. Поднялся на горячем воздухе из пароходной топки, покрутился, чтобы все порадовались покойному хану и потихоньку опускаться стал.

Всё - шаманские ритуалы сломали, внимание переключили. Переходим к следующему пункту нашей программы.

Шаманы, подобрав свои причиндалы, отвалили. Алу снова речь произнёс. Хорошую. Такую… эмоционально-логическую. Никакой критики «врагов». Наши беды - нам решать.

Посыл тот же: «Пацаны! Не стреляйте друг в друга!».

Все «за». Но… а кто конкретно будет по конкретно Великому Лугу отары пасти? А?

Когда Степь полна - каждый источник воды, каждый водопой чей-то. Передел идёт болезненно, часто с кровью.

Следующий пункт. «Хотят ли половцы войны? Да, мы умеем воевать. Но...».

Но теперь нас будут бить.

Ещё один наглядный материал: полотнище метров шесть длиной, два высотой. Слуги на шестах подняли, Алу указкой тычет:

- Дешт-ы-Кыпчак. Мы здесь.

Показывает известные топонимы. И наглядно обрисовывает мои «Волчьи челюсти».

Тут все дружно посмотрели на Урдура. Что, и аланы бить придут будут? Урдур на солнышке подремывает, здоровенной папахой своей покачивает. Не то «да», не то «нет», не то «может быть». А Севушка диадемой с самоцветами зайчиков пускает, качает уверенно: придём, побьём, сожжём...

На меня и Чарджи - чисто мельком. Что мы клинки кровью умоем… А что, Переяславль уже подзабыли?

Третий пункт: надо уходить. Иначе смерть. В этих «челюстях».

Четвёртое: уходить надо всем вместе. Иначе - «твоё место у параши».

Пятое: уходить нужно в Паннонию. Всем вместе в другое место не влезть.

Шестое: для исхода нужен вождь. Одна голова на весь поход.

Седьмое:

- Мой отец всю жизнь боролся за счастье жёлтого народа. Он отдал свою жизнь для уничтожения недоцаря Кончака. Я, Алу Бонякович, клянусь следовать заветом моего родителя, я поведу людей на новые обильные пастбища. Я набью их рты мясом, оберну их животы шёлком. Объединимся же, братья, в борьбе за счастье нашего народа.

***

«Объяснить можно всё, но не всем».

Некоторые из «не всех» задают вопросы.

***

- А каганом кому быть? - ожидаемый выкрик «из зала», в смысле: с ковра. Кумыс был лёгонький, но некоторым хватило.

Алу как-то растерялся: я ж, типа, всё ясно сказал, а Чарджи среагировал и для тупых детализировал:

- Вождя орды, хана, выбирают предводители куреней - аепы. Вождя народа выбирают ханы. Знак их выбора - бунчук. Орда идёт за бунчуком. У