Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

недели, копаясь в отвалах и шурфах. Кварц молочно-белый, кварц дымчатый, куски породы с вкраплениями пирита — «золота дураков», тяжёлые куски гранита.

— С завтрашнего дня, Игнат, ты, Фома и ещё двое смышлёных парней — скажем, Петруха и тот молодой из новеньких, Ванька, — поступаете в моё личное распоряжение. На полдня. Бубнить теорию не буду, будем учиться видеть.

— Видеть что?

— Кости земли, Игнат. Мы будем искать не золото. Мы будем искать то, что на него указывает.

На следующий день мы вышли на лыжах, которые еще в начале зимы сделал Михей. Снег был глубокий, рыхлый, идти было тяжело, но морозный воздух бодрил. Я повёл их не к шурфам, а к скальным обнажениям у реки, где ветер сдул снег, оголив каменные рёбра.

— Вот, смотрите, — я счистил рукавицей иней с шершавого камня. — Что видите?

— Камень и камень, — буркнул Петруха, переминаясь с ноги на ногу. — Серый.

— А ты приглядись. Видишь эту жилу? Белую, как молоко?

— Ну, вижу.

— Это кварц. Золото любит кварц. Оно часто живёт вместе с ним. Но не во всяком кварце есть золото. Если кварц чистый, белый, стекловидный — он, скорее всего, пустой. А вот если он рыжеватый, ноздреватый, будто ржавчиной побитый, или если в нём есть серые кубики пирита — вот тут, братцы, надо делать стойку, как гончая на зайца.

Я достал молоток — с острым клювом, который мне выковал Архип по моему эскизу. Ударил по жиле. Осколки брызнули в стороны. Я поднял один, послюнявил, чтобы лучше была видна структура.

— Видите эти мелкие кубики? Это сульфиды. Они разрушаются от воды и воздуха, освобождая золото. Если найдёте такое место, где кварц крошится в пальцах и весь в ржавых пятнах — там, внизу, в россыпи, будет богато.

Игнат слушал внимательно, его цепкий взгляд скользил по скале. Он был военным. Для него это была разведка. Только вместо вражеских позиций мы искали позиции природы.

— Значит, мы ищем признаки? — уточнил он. — Как сломанная ветка в лесу говорит о том, что прошёл зверь?

— Именно. Геология — это следопытство. Река не течёт как попало. Она размывает породу, тащит её вниз. Тяжёлое падает сразу, лёгкое несёт дальше. Если мы найдём коренную жилу здесь, на верху, то внизу, в русле, будет россыпь. И наоборот — если в ручье нашли золото, но оно острое, с неровными краями, не обкатанное — значит, жила где-то совсем рядом, выше по склону. А если чешуйки плоские, гладкие, как блинчики — значит, тащило их издалека.

Мы бродили до темноты. Я учил их рисовать кроки — схематичные карты местности, отмечая не просто «кривая сосна», а «выход серых сланцев» или «кварцевая жила, простирание на северо-запад».

— Зачем нам это, Андрей Петрович? — спросил как-то вечером Фома, когда мы сидели в конторе и наносили данные на общую карту. — Мы же и так на золоте сидим. Вон, бутара работает, шурфы бьём. Куда нам больше?

Я посмотрел на парня. Он был сыном тайги, жил одним днём. Поймал белку — сыт. Не поймал — голоден.

— Затем, Фома, что война выигрывается не только пулями. Рябов думает, что он хозяин тайги. Но он знает только те места, которые ему показали старые карты или случайные находки. Он слеп. А мы будем зрячими.

Я ткнул карандашом в карту.

— Вот здесь, в десяти верстах выше по течению, приток впадает в Безымянный ручей. По рельефу — идеальная ловушка для золота. Узкое ущелье, потом расширение. Там скорость воды падает, и всё, что она несла, должно осесть. Если мы сейчас, зимой, проведём там разведку, возьмём пробы и убедимся, что там есть металл…

— То что? — спросил Игнат.

— То Степан в городе подаст прошение на этот участок. Тихо, без шума. Застолбит его за нами. За копейки, как за «пустопорожнюю землю». И тот участок будет наш. По бумагам и со всеми правами на него.

В глазах Игната мелькнуло понимание.

— Хитро.

Работа пошла системная. Я разбил своих «геологов» на пары. Они уходили на лыжах утром, брали пробы грунта из береговых обрывов, скалывали образцы породы. Вечером они возвращались, обмороженные, усталые, но гордые, и вываливали на стол мешочки с камнями и землёй, помеченные где и на каком участке их взяли.

— Вот, Андрей Петрович, глянь, — Петруха высыпал горсть серой крошки. — С Чёрного распадка. Там скала голая торчит, вся в трещинах, и в них вот эта дрянь набита.

Я взял лупу. Под стеклом серая крошка ожила. Среди кварцевых обломков тускло поблёскивали крошечные, с игольное ушко, золотины. Не обкатанные. Острые.

— Жильное, — выдохнул я. — Петруха, ты, кажись, коренное месторождение нащупал.

— Да ну? — он расплылся в улыбке.

— Точно тебе говорю. Это не россыпь, это сама жила разрушается. Если там копнуть поглубже…

Мы наносили эти точки на карту. Карта оживала. Белые пятна заполнялись пометками, линиями, значками. Я видел структуру недр, скрытую под снегом. Я видел древние русла рек, которые текли здесь миллионы лет назад. Я видел разломы, где магма вырывалась наружу, неся с собой металлы.

Это было чувство, сравнимое с наркотиком. Я чувствовал себя рентгеном, просвечивающим землю.

Но была и другая цель у этих походов. Дисциплина и тренировка. Мои люди учились ходить по лесу тихо, наблюдать, ориентироваться. Они привыкали к зимней тайге, переставали бояться её пустоты. Они становились не просто работягами с ружьями, а настоящими егерями.

Однажды, вернувшись из такого рейда, Игнат зашёл ко мне, плотно прикрыв дверь.

— Командир, есть разговор. Не про камни.

— Выкладывай.

— Мы когда на Дальний ручей ходили, пробы брать… наткнулись на следы. Лыжня. Свежая. Дня два ей, не больше.

Я напрягся.

— Чья? Охотники?

— Не похоже. Охотник ходит петлями, зверя тропит. А эти шли прямо. Группа, человек пять. Шли тяжело, гружёные. И шли они, Андрей Петрович, не к нам. А в обход. К верховьям реки. Туда, где Рябов, по слухам, ватагу собирает.

Я подошёл к карте. Верховья реки. Там, где горы сходятся, образуя узкие ворота.

— Разведка? — спросил я.

— Или снабжение. Или гонцы. Но ходят они уверенно. Знают места.

— Значит, Рябов не спит. Готовится.

— Готовится, — кивнул Игнат. — И мы готовимся. Только он думает, что мы тут кротовьим трудом заняты, в земле роемся. А мы карту рисуем.

— Покажи на карте, где следы видел.

Игнат провёл пальцем.

— Вот здесь пересекли. И ушли на северо-восток.

Я смотрел на линию, которую прочертил его палец. Она проходила через узкое ущелье, которое мы ещё не обследовали.

— Игнат, — медленно сказал я. — А ведь это идеальное место для наблюдательного пункта. Высота, обзор на