Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

Архип, заняв один из тепляков под кузницу, гремел там с утра до ночи. Он рубил листовое железо зубилом, матерился, гнул его в кольца, клепал. Звук ударов металла о металл разносился по морозному воздуху, пугая ворон.

Я же работал с Михеем и Елизаром над деревянной частью. Нам нужно было создать раму, желоба и систему подачи воды. Самым сложным было объяснить принцип центробежной силы.

— Смотри, Михей, — я взял ведро с водой и начал крутить его на верёвке над головой. — Видишь? Вода не выливается. Её прижимает к дну. Так и в барабане. Порода будет прижиматься к стенкам, тереться, размываться. Мелочь вылетит в дырки, а камни очистятся и выкатятся.

Михей смотрел на меня с опаской, но кивал.

— Понял, Андрей Петрович. Сила, значит, такая.

Мы строили монстра. Он получался громоздким, неуклюжим, скрипучим. Но когда мы собрали его в большом тепляке, установили барабан на ось, подвели желоба на которые пока вручную будем лить воду… это было красиво. Грубой, промышленной красотой.

— Ну, запускай! — скомандовал я.

Дюжий мужик навалился на рукоятку ворота. Барабан, скрежеща и постанывая, начал вращаться. Архип, кряхтя, поднял бадью с оттаявшей породой и опрокинул её в приёмный бункер. Семён плеснул воды из ведра.

Грохот стоял невообразимый. Камни бились о железо, вода шумела, шестерни (деревянные, смазанные салом) скрипели. Грязь летела во все стороны.

Но внизу, под барабаном, на наклонный шлюз, устланный войлоком и перегороженный рейками, полилась ровная, серая жижа. Камни, чистые, отмытые до блеска, выкатывались с другого конца и падали в кучу.

— Стоп! — крикнул я через десять минут.

Мы остановили машину. Я подошёл к шлюзу, аккуратно поднял верхний трафарет. Под ним, на сером войлоке, жёлтой сыпью горело золото. Много золота. Куда больше, чем мы намывали лотками за то же время.

— Работает… — прошептал Архип, вытирая потное лицо грязной тряпкой. — Гляди-ка, работает, чертяка!

— Это бутара, Архип, — улыбнулся я. — Теперь у нас дело пойдёт. Если мы поставим таких три штуки… мы это болото за зиму вычерпаем до дна.

— Три? — ужаснулся кузнец. — Ты меня в гроб загонишь, Андрей Петрович.

— Загоню, — пообещал с улыбкой я. — Еще как загоню.

* * *

Через неделю вернулся Игнат.

Мы ждали его каждый день, вглядываясь в кромку леса. И вот, когда солнце уже клонилось к закату, дозорный на вышке дал сигнал.

Они выехали из леса не на телегах, а на санях — снега в тайге навалило уже по колено. Двое саней, гружённых так, что лошади шли шагом, проваливаясь в сугробы.

Я выбежал встречать. Игнат спрыгнул с передних саней, пожал мне руку. От него пахло морозом, городом и усталостью.

— Дошли, командир. Всё сделали.

— Золото?

— Сдал. Степан принял. Цена хорошая вышла, даже лучше, чем в прошлый раз. Степан говорит, в городе золотой голод, скупщики за каждый грамм дерутся. Не сезон.

Он кивнул на сани.

— Тут всё по списку. Мука, крупа, солонина. Пороху взяли пять пудов. Свинца. Инструмент — пилы, топоры. Вот, у тележников с санниками договорились — обменяли телеги на сани. К весне обещали старые поправить и обменять обратно. С доплатой небольшой, само-собой. И ещё…

Он хитро прищурился и откинул рогожу на вторых санях.

Там, среди мешков, лежал странный, укутанный в тряпки предмет. Длинный, тяжёлый.

— Что это?

— Подарок от Степана, — усмехнулся Игнат. — Говорит, случайно наткнулся. Какой-то офицер проигрался в пух и прах, продавал имущество.

Он размотал тряпки.

Я ахнул.

Это была подзорная труба. Морская, латунная, в кожаном футляре. Вещь дорогая и редкая в этих краях.

Мы занесли всё в контору. Мужики разгружали сани, радуясь новой провизии, одежде и табаку. А я, заперев дверь, вскрыл письмо Степана.

Новости были тревожные.

'Андрей Петрович!

Комиссия фон Бюлова работает, и работает жёстко. Аникеева отстранили от должности, он под домашним арестом. Но Рябов… Рябов исчез. Его нет в городе. Дом его закрыт, прислуга распущена. Ходят слухи, что он подался в бега. Но мои люди говорят другое. Его видели на заимке у староверов-беспоповцев, в верховьях Вишеры. И с ним были люди. Много людей. Не городские, не местные. Пришлые. Похожи на казаков, но без формы.

Есть мнение, что он собирает ватагу. Не для того, чтобы судиться. А для того, чтобы воевать. Он понял, что законом нас не взять. И теперь он пойдёт ва-банк.

Будьте готовы. Удар будет не зимой. Зимой в тайге воевать трудно. Он ударит по весне, как только реки вскроются.

Ваш С. З.'

Я отложил письмо.

Это меняло многое.

— Что там, командир? — спросил Игнат, видя моё лицо.

— Рябов собирает армию, — тихо сказал я. — И у нас есть время до весны.

Зима обещала быть жаркой.

Зима на Урале — это не просто время года. Это осадное положение. Тайга замирает, укрытая белым саваном, Рябов затих, зализывая раны где-то в своих берлогах, но я знал: это обманчивая тишина. Как затишье перед лавиной.

Мы научились добывать золото из-под мёрзлой корки болота, мы построили бутару, которая перемалывала породу с жадностью голодного зверя. У нас была еда, тепло и оружие. Казалось бы, сиди, копи силы, жди весны и неизбежной атаки. Но сидеть я не мог. Мозг, привыкший к темпу двадцать первого века, требовал действия.

Рябов придёт весной. Это факт. Он придёт когда вскроются реки с армией наёмников. Это угроза. Но была и другая сторона медали. Если мы выживем, если отобьёмся — что дальше? Мы так и будем сидеть на одном пятачке «Лисьего хвоста», выжимая его досуха?

— Знание — это не только сила, Игнат. Это деньги. Большие деньги, — сказал я однажды вечером, когда за окном выла вьюга, а в нашей конторе трещали поленья в печи.

Игнат сидел напротив, чистя шомполом ствол штуцера. Это занятие успокаивало его, как перебирание чёток.

— Ты о чём, командир? Книжки читать будем?

— Будем. Но не романы. Мы будем читать землю.

Я разложил на столе карту. Не ту, тактическую, с секторами обстрела, а другую — большую, склеенную из нескольких листов, где Елизар по моей просьбе отметил все известные ему ручьи, скалы и старые выработки.

— Смотри. Вот наш участок. Вот прииски Рябова. А вот здесь, — я обвёл рукой огромное белое пятно между ними, — пустота. Ничья земля. Казённая. Дикая.

— Там пусто, — пожал плечами Игнат. — Старатели ходили, ничего не нашли. Болота да скалы.

— Старатели ходили на удачу. Ткнул лопатой — повезло, не ткнул — ушёл. Это метод слепого котёнка. А мы будем действовать как хирурги.

Я достал из ящика коллекцию камней, которую собирал последние