Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

батьки в пекло не стал. Я не собирался долго работать на этом танкере, планируя с первым же заходом во Владивосток, попасть в больничку и уволиться из ПМП, оставив у себя «паспорт моряка». Благо, за поводом ходить далеко было не надо. Голова — вещь сама в себе, которую постичь невозможно.

Работали, как я и говорил с восьми утра до пяти вечера. После работы я ужинал, уходил в город, гулял, анализируя цены, что-то прикупал для жены и детей, относил на «конспиративную» квартиру. На судно нести было нельзя. Денег же у меня иностранных ещё быть не должно. Темнело в Сингапуре мгновенно, а потому гулял я по темноте. Но темнота никого не смущала. Улицы были битком забиты, тем более, что наступил «китайский новый год».

Китайские магазины закрылись и мне приходилось покупать продукты где-нибудь за пределами «Чайнатауна». Потому, что вторично я ужинал у «себя» на квартире, где ночевал и в шесть часов утра уезжал на судно.

— Ты где ночуешь? — как-то спросил меня старший моторист-сварщик Толик Суворов.

— Как, где? В каюте. Иногда на верхней палубе.

— Не пи*ди! Сегодня тебя не было. И раньше тоже.

— Тебя поставили подглядывать, что ли? — усмехнулся я.

— Скажешь тоже, — обиделся Суворов, но тут же хитро улыбнулся и его верхняя губа, обрамлённая щетиной усов, приподнялась, а усы оттопырились вперёд. Виктор был старше меня лет на пять, худощав, низкоросл, русоволос. Он ходил, выпятив вперёд грудь, и отклячив зад, а потому выглядел со стороны презабавно.

— Что лыбишься? — спросил я.

Мы сидели на корме и курили. С нами курили и несколько «заводских» бригадиров. Все они были индусами.

— Да так, — сморщил свое лисье личико Суворов. — Странный ты. Не похож на моториста.

— У меня высшее образование, я был секретарём пятитысячной комсомольской организации, поэтому я никак н е могу быть похожим на простого моториста. А вот у тебя на лбу написан максимум техникум, а скорее всего ВМУ или «шмонька».

Улыбка сошла с лица Суворова. Он сплюнул в обрезанную поперёк бочку, отведённую под «пепельницу», бросил туда окурок и ушёл.

— Зря ты так, — сказал Виктор Митрофанов, — моторист, председатель профкома и библиотекарь в одном лице.

— Как так? — спросил я.

— Ну… Коллектив должен знать, почему член экипажа не ночует на судне.

— Сху*ли? — спросил я. — Может я до утра хожу по Сингапуру, находясь в полном ахуе? Боитесь, что сбегу?

— Да, в общем-то, пох*й, — проговорил Митрофанов.

Это был высокий и сильный парень на год меня старше. Очень сильный и хорошо играющий в настольный теннис. Обыгрывал меня, да. Пока обыгрывал, но я вдруг недавно почувствовал в себе потенциал. Это мы в обеденный перерыв с ним соревновались. Он был светловолос, но короткострижен, светлобров и имел арийский тип черепа и лица.

— Ну, так и что кому от меня надо?

— Зря ты на коллектив плюёшь.

— Вить, вы свои деньги все потратили, поэтому вам в городе делать нечего. Мне выдали аванс, вот я и шляюсь по городу. А где и с кем ночую, не ваше дело.

— Тётку, что ли нашёл? — выпучил глаза Виктор.

Я посмотрел на него сурово.

— Сказано же, не лезь не в своё дело.

Виктор выпятил нижнюю губу и улыбнулся, отстранясь.

— Ну, ты мастак. Не в красных фонарях, хоть?

— Сказано же, отъ*бись, — скривился я и бросил окурок «Лаки Страйк» в 'пепельницу.

Глава 4

Про красные фонари говорили на танкере все, часто подначивая второго механика, однажды побывавшего там и оставившего сто долларов. Хоть и сингапурских, однако при месячной зарплате в пятьдесят американских, получалось, что второй механик оставил, как говорил Суворов, в чужой «пи*де» больше зарплаты. Второй механик был относительно молод, но невысок ростом, что являлось у него комплексом. И знал он английский плохо. С этого больше всего и смеялись моряки, узнав как тот общался с проституткой. Это мне уже, естественно, пересказывали, потому, что история была давняя, по первым дням после постановки в завод.

— Я говорю ей: «Ай эм сори» и на койку. Потом ещё раз: «Ай эм сори» и снова к ней, и так пять раз.

Жены у механика не было, вот он изголодался за «каботажный[2] период». Да и вообще на таком танкере, как «Ванино», с пятью тысячами тонн дедвейта, выгрузка проходила в течение суток. Ну кого ты за такое время снимешь? С кем познакомишься? Это женатый может домой съездить, а если нет? Куда бедному механику податься? Только в бордель! А в СССР борделей нет. Вот и дорвался механик до… Всю ночь кувыркался. Хорошо, что у него только сто долларов было. Но на ночь ему хватило, да, ха-ха…

Меня в таких излишествах заподозрить было сложно и по судну поползла сплетня, что я комитетчик. А Суворов, падла такая, так и сказал как-то индусу-бригадиру, с которым мы разговаривали по поводу трудоустройства к ним на завод, и оценившего мой английский язык на «очень хорошо»: «Майкл фром Кэй Джи Би». Сука такая.

* * *

Хорошо, что это случилось за пару дней до выхода из ремонта и когда я уже перевёз всё «нажитое непосильным трудом».

— Ты чью-то квартиру вынес? — спросил Митрофанов, глядя, как я выгружаю из грузового такси бытовую технику, явно бывшую в употреблении. — Где-то комиссионку нашёл? Говорят, где-то в китайском квартале есть. Наши искали — не нашли.

— Сэкэнд хэнд, — поправил я. — В чайнатауне, да. Вон, видишь, китайцы разгружают.

— В плёнку холодильник упакован. Правильно. На рабочей палубе мокро бывает. Даже, хе-хе, иногда слишком. В том году мотоботом переходной мостик замяло, так штормило. Машины везли, посрывало несколько штук с крепежа.

— Тоже вёз? — спросил я.

— Не. Я в этот раз повезу. Ты, я смотрю, тоже волютой заряжен?

— Есть немного, — уклончиво ответил я.

— Будешь машину брать?

— Если получится и если место будет.

— Тут на шестьдесят машин места. Командиры обычно на рубку ставят. Они с каждого захода везут. А мы, как получится.

* * *

И вот вечером того дня, когда Суворов меня подставил, бригадир сказал, что их «чиф» хочет со мной переговорить на счёт работы и пригласил в кафе-бар для работников завода.

— О-кей! — говорю я. —