Комсомолец - Андрей Анатольевич Федин

взорвалась неподалеку от трибуны, с которой в тот день приветствовали рабочих и учащихся руководители партии и комсомола города. Ни один из партийных и комсомольских вождей от взрыва не пострадал. Погибли пятеро студентов, два десятка получили ранения.

Погиб и Александр Усик. В его комнате позже провели обыск, в вещах студента нашли предсмертную записку с жалобами на «несправедливое» исключение из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи. А еще несколько нераспечатанных пачек пороха, того самого, которым обиженный студент начинил свою бомбу. Парень все же сумел привлечь к себе внимание властей. Официально горожанам объявили, что рядом с трибунами в тот день взорвался газовый баллон.

История Александра Усика стала достоянием общественности только в девяностые.

Журналисты в своих статьях прозвали его Комсомольцем.

* * *

Я поднял голову. Посмотрел по сторонам.

Свет в салоне не горел. Но в искусственном освещении уже не было необходимости: за окнами рассвело. В воздухе витал запах пыли, бензина и табачного дыма (курил папиросу водитель автобуса). Передняя дверь оставалась открытой. Рядом с ней маячил усатый доцент.

Студенты первого курса шумно переговаривались, смеялись, размахивали руками. Там, впереди, бренчали на гитаре. Кто-то пытался петь. Наряженные в нелепую одежду. Улыбчивые, со смешными прическами. Живые. Для меня все эти первокурсники выглядели детьми. И парни, и девчонки. Даже те, кто успел отслужить в армии. Мой младший сын казался старше каждого из этих студентов, пусть и был столь же юным. Но тоже оставался для меня маленьким мальчиком.

«Интересно, кто из них погиб в тот день вместе с Усиком? – подумал я. – Кто получил ранение? Кто остался инвалидом? Если я сейчас размозжу голову своему новому телу, это спасет кому-то из них жизнь? Или я в этом теле надолго, и детишкам не грозит пострадать на первомайской демонстрации?»

* * *

Не сам взрыв в День Интернационала привлек внимание к Александру Усику моей институтской кураторши, а готовность парня убивать. Она предположила, что если Комсомолец был тем самым непойманным «маньяком с молотком», то это многое объяснило бы. В образ маньяка-Усика укладывался и тот случай с неудачным (так я полагал) изнасилованием (которое парень в предсмертном письме отрицал). А его ссора со Светланой Пимочкиной объясняла, почему убийца не рассчитал силу первого удара: не совладал с эмоциями, ведь именно действия комсорга Пимочкиной инициировали исключение Усика из комсомольской организации.

Во время первых двух убийств Александр Усик уже проживал в Зареченске – учился в институте. Я помнил, что те случились осенью, но не читал о них, теперь не мог припомнить, где именно и когда погибли первые две женщины (или погибнут?). Знаю только, что каждый раз рядом с мертвыми телами находили (найдут) орудие убийства – молотки. Но не обнаружат никаких указывавших на убийцу следов. Как и в случае с Пимочкиной. И в случае с той женщиной, что погибла восьмого марта в парке Ленинские аллеи и стала последней известной жертвой «маньяка с молотком». Не потому ли, что первого мая тот погиб при взрыве самодельной бомбы?

Предположение, что зареченским маньяком мог быть Саша Усик, выглядело не лучше и не хуже, чем несколько других. К каким-то событиям из известной биографии «маньяка с молотком» кандидатуру Комсомольца Людмиле Сергеевне удалось привязать, но где-то выходили несостыковки: на одно из первых убийств у студента-первокурсника нарисовалось алиби. Это не снимало с него подозрения. Как и не указывало на других, чьи «дела» хранились в отдельных папочках Гомоновой. Но все же у Александра Усика было самое большое количество пересечений со Светланой Пимочкиной. Ну и, конечно же, у него был мотив для убийства.

* * *

Я рылся в памяти, выуживал все, что помнил о прошлом и будущем бывшего владельца своего нового тела. Зевал, потирал глаза. Наблюдал за тем, как мои соседи по комнате вели уже активную беседу с блондинкой фотографом. Парни демонстрировали Фролович свою эрудицию и чувство юмора. Девица им о чем-то рассказывала, жестикулировала, улыбалась. Пимочкина в разговоре почти не участвовала, но прислушивалась к нему. Иногда усмехалась, согласно кивала. И изредка посматривала в мою сторону.

Пару раз наши взгляды встретились. Я не прятал глаза. Не улыбался и не подмигивал. На время выныривал из глубин памяти. Вглядывался в правильные черты лица девушки, изучал их без стеснения. Удивлялся тому, как сильно Светлана походила на свою младшую сестру. Вновь и вновь отыскивал сходства Светланы Пимочкиной с Людмилой Сергеевной. И с теми черно-белыми изображениями покойной Светочки, что хранила Гомонова в гостиной, за стеклянными дверьми старенького серванта.

Пимочкина замечала мое внимание. Поначалу надменно отворачивалась. Потом вопросительно вскидывала брови. Я невольно улыбался, наблюдая за ее узнаваемой мимикой: все же общался с ее сестрой не один год, семейные черты у них прослеживались очень явно. Изучал внешность девушки – как смотрел на картинку. Но у меня и мысли не возникло вступить с Пимочкиной в общение. Игнорировал ее немые вопросы, а когда Светлана снова отворачивалась, вспоминал о Комсомольце.

– Все-таки не скажешь? – вновь прозвучал рядом с моим ухом тихий женский голос.

Я повернулся к соседке.

Спросил:

– Не скажу что?

– Куда Славика ранили, – сказала Боброва.

«Славика», – мысленно повторил я.

Обратило на себя внимание не только само имя моего соседа по комнате, но и то, каким тоном оно было произнесено – ласково, с придыханием.

Отметил: «У Аверина появился клуб поклонниц. Правильно. За геройство положены награды. Сомневаюсь, что можно считать за награду назначение старостой группы. А вот восторженные взгляды девчонок – в самый раз для паренька его возраста».

– Не спрашивал у него, – сказал я. – Честное… комсомольское. Но если хочешь, поинтересуюсь. Потом. Когда приедем в колхоз.

В глазах Бобровой промелькнул испуг.

Девица отстранилась от меня, будто я испортил воздух. Прижалась плечом к оконному стеклу. В то пространство, что освободилось между нами, запросто поместился бы мой рюкзак. Боброва посмотрела на меня сверху вниз, одарила суровым взглядом. Я увидел, как напряглись ее мощные мышцы предплечий (руки этой девчонки больше, нежели те, что достались мне, напоминали мужские). Отметил и ее мускулистые бедра, обтянутые тонкой тканью трикотажных штанов. К ушам и скулам студентки прилила кровь.

– Да я… так, просто спросила! – сказала она. – Не нужно ему ничего говорить!

Я пожал плечами.

– Как скажешь.

И вдруг добавил:

– Советую тебе самой к нему подойти и расспросить его о ранах и о китайцах. Мужчинам нравится о таком рассказывать, хвастаться своими подвигами.

– Вот еще, – фыркнула Боброва. – Нашелся… советчик.

– Я тебе хороший совет даю, – сказал я. – Таким можно и воспользоваться. Это сейчас Славка