Шарлатан 3 - Квинтус Номен

сам же включить в программу и придумал, а активно там обучает других людей. Не только и не столько студентов, сколько преподавателей – и если мы уберем его из университета, то мы почти сразу же уберем из университета новый факультет вычислительной техники. А у нас таких факультетов в стране вообще считанные единицы, их нам и без того страшно не хватает!

– И какие по этому поводу будут предложения? – недовольно поинтересовался Иосиф Виссарионович. – Что нам предлагается сделать-то?

– А именно то, о чем мы только что сейчас и говорили. Пригласим Шарлатана, опишем ему сложившуюся ситуацию и послушаем, что он сам предложит. Он почему-то всегда придумывает очень интересные решения самых разнообразных задач, причем всегда очень неочевидные поначалу, но почему-то всегда получается, что его решения выходят наиболее правильными.

– И наиболее дешевыми, – подтвердил усмехаясь, Николай Семенович. – А когда у нас, благодаря некоторым совсем не товарищам, огромные суммы просто улетают… улетели в какую-то бездонную бочку, этот момент тоже упускать не стоит.

– Думаю, – подвел итог совещанию Иосиф Виссарионович, – по основному вопросу мы все решили. А насчет привлечения товарища Кириллова… Пантелеймон Кондратьевич, займетесь?

– Уже занялся, правда я его по другому делу пригласил, но заодно и эти вопросы подниму. Он вроде пообещал ко мне приехать в понедельник вечером. Павел Анатольевич, вы мне компанию составите?

– Боитесь с ним один на один выйти? – рассмеялся Судоплатов. – Правильно делаете, я бы тоже побоялся. Но вместе мы, надеюсь, особо критических потерь не понесем. Во сколько у вас встреча назначена?

Глава 24

О существовании города Павелец знали практически все москвичи и очень многие гости столицы: ведь в честь этого города был назван вокзал, а теперь и станция метро с таким же названием появилась. Но вот где находится этот город, знали все же очень немногие – раньше немногие знали. А теперь о нем знали почти все, ведь в городе заработал довольно большой металлургический завод, который обеспечивал все стройки Москвы и Подмосковья арматурой для железобетона. Сначала там выстроили и запустили завод небольшой, с четырьмя «маленькими» домнами, а весной еще две, уже больших, домны поставили – и завод каждые сутки выдавал по семьсот тонн арматуры и проволоки-катанки. Руды с завода по переработке пиритового огарка на такое производство не хватало, но туда теперь возили и металлолом эшелонами, так что вскоре (после пуска еще нескольких уже электрических печей) ожидалось, что мощность завода вырастет до трехсот пятидесяти тысяч тонн в год. То есть завод получился очень не маленький – а на таком заводе и рабочих должно работать тоже немало – и городок стремительно рос.

На самом деле завод был выстроен не в самом городе, а километрах в семи от него, и к заводу из города даже трамвайные пути были проложены, но трамваи не только к заводу бегали, они и по самому городу пассажиров возили. И если в «старом» городе с прокладкой трамвайных путей все же были определенные сложности, то в «новом» (который даже официально назывался «микрорайоном») все было предусмотрено заранее. Да и новенькая «высотка», которая теперь являлась, по сути, «городским центом всего», тоже заранее была запланирована.

А высотка эта была совсем не такой, как во множестве других городов: ее спроектировал архитектор – уроженец Павелеца, и спроектировал ее весьма оригинально: на большом девятиэтажном «стилобате» две «башни» стояли по краям здания, а в середине стилобата, выстроенного возле вокзала, была огромная (высотой в пять этажей) арка, изображающая «городские ворота». И это здание, в отличие от многих прочих высоток в небольших городах, была исключительно административным зданием, в котором размещались и все городские службы, и магазины, м сразу два кинотеатра (причем один – «совмещенный», в нем зал был скорее театральный, нежели кинозалом), городская библиотека, музыкальная школа и множество других «учреждений культуры». Среди которых – городская телевизионная студия, и с какого-то перепугу меня пригласили на ее открытие. И пригласили меня вовсе не для того, чтобы ленточку на двери студии в торжественной обстановке перерезать, я там должен был провести «первую передачу Павелецкого телецентра». Дело в определенной мере привычное, но Павелец все же от Горького довольно далеко, да и от Москвы не особо близко расположен. Но когда я об этом заикнулся в разговоре по телефону с товарищем Пономаренко, он посмеялся в трубку и сказал, что «я тебя подожду пару часов, а выступить по телевидению – дело очень нужное, можно сказать, государственной важности дело».

Пантелеймону Кондратьевичу я пожаловался исключительно потому, что он меня к себе пригласил, сказав, что хочет «кое-что со мной наедине обсудить», и дату назначил как раз на то же воскресенье, когда было намечено открытие этой студии. Откровенно говоря, у меня была мысль «отмазаться» от обоих этих визитов – но не сложилось, просто потому что товарищ Пономаренко выделил мне на все воскресенье отдельный самолет. А еще он «передоговорился» с руководством Павелеца и торжественное открытие местного телевидения там перенесли с полудня на одиннадцать утра. Так что в воскресенье с самого ранья мне пришлось вставать, переться на двадцать первый завод (самолет там меня ждал, а не на городском аэродроме), затем полчаса вещать всякое жителям Павелеца и всего Павелецкого района (и, думаю, не только него: в городке еще и телебашню выстроили такую же, как в Москве на Шаболовке, даже на четверть повыше – так что передачу при определенной сноровке можно было и в Рязани посмотреть). А потом снова в режиме бешеной кобылки мчаться на аэродром и лететь в Москву. И при всем при этом у меня не было вообще никаких идей относительно того, зачем я вообще товарищу Пономаренко понадобился. То есть была лишь одна мысль, связанная с тем, что Пантелеймон Кондратьевич все же был «главным по идеологии» в партии и отвечал в том числе и за всю «советскую культуру» – но мое личное «влияние на культуру» ограничивалось лишь тем, что когда-то организованные мной «мобильные магазины» грампластинки продавали…

Ну, еще я «придумал» выпускать «звуковые диафильмы», диаскоп, изображающий из себя игрушечный телевизор – но как-то маловато это все было для «влияния». Так что всю дорогу от Павелеца до Москвы я размышлял над тем, что товарищу Пономаренко понадобилось – и ничего путного не придумал. Поэтому, вылезая из самолета, я решил больше об этом вообще не думать, ведь очень скоро Пантелеймон Кондратьевич мне сам все расскажет. Ага,