Шарлатан 3 - Квинтус Номен

умеете делать лучше всех в стране… почти лучше всех, а технологию оставить профессионалам. И всё!

– Я понял вашу позицию… и, пожалуй, с вами соглашусь.

– Отлично, а теперь, если у вас есть вопросы, задавайте.

– Есть… парочка. Первый: почему вы – я имею в виду не вас лично, а всех горьковских разработчиков, так резко выступаете против использования перфокарт? Ведь это уже общепринятый носитель информации, и из использование…

– Их использования смысла не имеет. С перфоленты информация в машину вводится примерно в десять раз быстрее, устройства ввода и вывода на ленту стоят на порядок дешевле, да и места перфоленты занимают раз в двадцать меньше. Но мы и от них скоро откажемся, поскольку магнитные носители на порядки удобнее и эффективнее. А с появлением алфавитно-цифровых дисплеев это уже всем становится понятно.

– Тогда второй вопрос: товарищ Неймарк мне сказал… не прямо, но очень прозрачно намекнул, что лично вы распределяете ваши эти радиолампы. Мы можем какое-то количество их получить… для исследовательских работ?

– А вам они вообще не нужны ни для чего. «Золотые желуди» изначально проектировались исключительно под использование в нашей, как я уже неоднократно говорил, сильно упрошенной архитектуре ЭВМ. А сейчас уже производятся лампы нового поколения, именуемые стержневыми: они, конечно, потребляют чуть больше энергии, но являются гораздо более пригодными для именно исследовательских работ. Сейчас я вам не могу точно сказать, где их выпускают серийно, а в Горьком завод наладит их производство где-то через год – но если вы обратитесь к Струмилину, то Госплан, надеюсь, вам эти лампы найдет.

– И последний, наверное, вопрос: а что вы думаете об использовании в вычислительной техники новых транзисторов?

– Ю, выйди, я сейчас буду матом ругаться. Хотя нет, сиди, я постараюсь нормальными словами ответить. Сейчас наши желуди и стержневые лампы прекрасно работают на частотах по пятисот-шестисот мегагерц, а лучшие транзисторы едва дотягивают до пяти мегагерц и то, если проводить их тщательную селекцию. К тому же надежность транзисторов на текущий момент вызывает лишь слезы жалости и минимум года три, а то и пять, картина существенно не изменится. Я думаю, что переход на транзисторы будет неизбежен, но все же не очень скоро произойдет, так что пока в эту сторону я думать не посоветую. И тем более не посоветую, так как серийный двойной пентод – а стержневые лампы только такие и производятся – по установочным габаритам не превышает габариты транзистора, заменяя при этом в логических схемах минимум четыре транзистора.

– Спасибо… у меня, пожалуй, сейчас больше вопросов не осталось.

– Вот и отлично, я рад, что два нижегородца нашли общий язык. Кстати, тут у нас народ очень сильно родословными заинтересовался, еще после войны – и выяснилось, что в области почти девяносто процентов людей являются моими родственниками в каком-то там колене. И вы наверняка тоже мой родственник, а уж родственники-то всегда договориться смогут и друг друга поддержать. Так что спокойно возвращайтесь к себе и продолжайте заниматься вашей очень нужной стране работой. Но не расслабляйтесь там особо: родня – родней, а интересы государства важнее. Так что вам придется конкурировать и с институтом товарища Рамеева, он вроде скоро тоже ко мне собрался приехать со своими идеями…

Насчет товарища Рамеева я товарища Лебедева не обманывал: Башир Искандерович действительно приехал в Горький в середине июня, о чем у руководства университета была уже достигнута договоренность в Акселем Ивановичем Бергом. Но я с ним только мельком пересекся: специальных вопросов ко мне у него не было, а все «неспециальные» он и без моего участия решил. Решил – и уехал обратно к себе в Пензу: там под производство вычислительных машин усилиями замминистра обороны переоборудовался местный радиозавод и Рамеева отправили туда в специально созданный институт вычислительных машин главным инженером. Институт был специальным и машинами он должен был заниматься тоже очень специальными – так что по аппаратной части у него вопросов просто не было, а вот по технологической я в любом случае на его вопросы ответить не смог бы. Но он о технологиях как раз и общался с нашими радиофизиками и с инженерами из политеха – и вроде бы пообщался очень даже неплохо. А у меня больше никаких дел по части именно аппаратной части ЭВМ не оставалось, так что я – одновременно со сдачей экзаменов – рассказывал про тонкости программирования многочисленным командировочным (в том числе и из Пензы), что, мне кажется, повлияло и на то, что экзамены я сдал все же хорошо. Именно хорошо, а не отлично – зато последний экзамен, состоявшийся в мой день рождения, меня порадовал. Не сам экзамен, я его сдал, получит честно заслуженный «хор» и со спокойной душой собрался идти домой и готовиться у очередной лекции. Но в аудиторию внезапно (и совершенно без спроса) ввалилась Ю Ю, вся буквально сияющая и громко сообщила, что в «Известиях» опубликован указ советского правительства о том, что «товарища Кириллова Владимира Васильевича это самое правительство решило наградить второй медалью Героя Социалистического Труда за выдающиеся успехи в деле совершенствования советской вычислительной техники».

Все сдающие вместе со мной экзамен одногруппники тоже указу очень обрадовались: физик, экзамен принимающий, просто собрал то, что они успели написать, быстро бумажки проглядел и поставил всем оценки, никого ни о чем вообще не спрашивая. Но ему, по большому счету, это и не требовалось: предмет он сам у нас вел, кто что знает, и без экзаменов понимал и оценки расставил в общем-то справедливо. Так, что даже за тройку Коля Видонов обижаться на него не стал. И на этом учеба закончилась – в этом году закончилась, и – хотя лето выглядело для меня не самым простым – я отправился на заслуженный отдых.

Совсем заслуженный (все же вон как мои труды страна оценила) и совсем отдых: до конца августа мне предстояло всего лишь по две пары лекция пять раз в неделю командировочным читать и немножко руководить разработкой того, что я счел прообразом операционной системы. Но ведь это на самом деле было очень нетрудно!

А отношения с Ю Ю – они пока что остались прежними. То есть когда нас никто не видел, то она ко мне относилась как строгая воспитательница в детском саду к малышам, а в остальное время – как влюбленная в преподавателя студентка. Именно