Все дороги ведут в Реймс - Александр Петрович Харников

– А вы как считаете, Труссо? – король криво усмехнулся и сделал пару глотков вина из золоченого кубка. – Но ведь можно было что-то сделать и в той ситуации?

– Ваше величество, с вашего позволения, в Северном море в данный момент находятся наши корсары. Мне удалось узнать, что обе русские делегации вместе с пруссаками направляются в Дюнкерк, где их заберет девятнадцатого или двадцатого июля прусский корабль «Крепость Эмден», возвращающийся из Китая. Мне неизвестен дальнейший их маршрут, но это не столь важно. Ведь я предлагаю перехватить их к востоку от Дюнкерка.

– Но смогут ли наши люди захватить пруссаков? Я слышал, что «Эмден» – весьма достойный противник.

– Вы правы, ваше величество. Ни один из наших корсаров не сможет справиться с этим кораблем в одиночку. Но что, если он подаст сигнал о том, что на его борту имеется срочная депеша для русского посла? Он подойдет поближе к ничего не подозревающим русским и возьмет «Эмден» на абордаж? Я бы усилил команды обоих наших кораблей доблестными королевскими морскими пехотинцами, и тогда фортуна обязательно будет на нашей стороне. Главное, что сам «Эмден» должен быть потоплен, а все, кто на нем находится, перебиты. Хотя, конечно, часть товаров можно будет снять с «Эмдена» до его потопления, – и передать Восточно-Индийской компании для реализации. Как я слышал, пруссаки удачно расторговались в Китае, и трюмы их корабля забиты ценным грузом – фарфором, шелком и изделиями китайских мастеров.

– Ну что ж, мсье Труссо, мысль здравая, – король одобрительно кивнул мне. – Но где мы найдем нужное количество морских пехотинцев, чтобы осуществить эту, гм, весьма деликатную акцию?

– Ваше величество, я попросил коменданта Дуврской крепости вызвать их из других портов в ожидании вашего августейшего решения об их использовании.

– Ну что ж, Труссо, вы поступили правильно. А добычу, которую захватят на «Эмдене» – не всю, конечно, а лишь ее часть – можно употребить для вознаграждения наших храбрых моряков. Ну, а с вами, граф, – король снова грозно нахмурил брови, взглянув на притихшего было Галифакса, – я поговорю чуть позднее. И молите Бога, чтобы нам удалось прервать череду неудач, преследовавших нас с момента появления на горизонте этих проклятых русских…

14 июля 1756 года. Париж. Лувр. Académie des sciences[90]. Профессор химии Санкт-Петербургской Академии наук Михаил Васильевич Ломоносов

Я уже давно мечтал попасть в этот храм науки, чтобы познакомиться поближе с «бессмертными» – так во Франции называют пожизненно избранных членов Академии. Я вел переписку с некоторыми из них, в первую очередь с Пьером Луи де Мопертюи, который совсем недавно вернулся в Париж из Берлина, где прожил без малого пятнадцать лет.

В 1744 году он открыл «принцип наименьшего действия», вызвавший бурную полемику среди ученых всего мира. Многие, если сказать честно, просто не поняли, о чем, собственно, идет речь. Лишь гениальный Леонард Эйлер доказал правоту Мопертюи. Но последний вынужден был в этом году вернуться в Париж, чтобы занять свое кресло за номером восемь среди сорока «бессмертных».

Спасибо Леонарду Эйлеру, который через нашего общего знакомого Кристиана Гольдбаха передал мне рекомендательное письмо к Мопертюи. Я, оказавшись в Париже, не преминул им воспользоваться.

И вот теперь, сидя в Лувре рядом с прославленным ученым, я слушал рассказ о его экспедиции в Лапландию, где тот, вместе с другим «бессмертным» – астрономом и физиком Алекси Клодом Клеро (кстати, почетным членом нашей Санкт-Петербургской Академии наук) – занимался измерением длины градуса земного меридиана. Было это двадцать лет назад, но память у пятидесятивосьмилетнего академика была превосходная, и он рассказал мне много интересного, случившегося во время этой научной экспедиции. Правда, для меня, уроженца местности, находящейся на широте Лапландии, многое из рассказов почтенного француза было знакомо. Но я не стал перебивать его, а уж тем более исправлять неточности, которые он допускал, описывая быт и нравы местного населения.

Беседа наша текла спокойно, Мопертюи, проживший много лет в Пруссии, предпочитал вести ее по-немецки. Но она была неожиданно прервана появлением одного моего старого знакомого, который, как и мой собеседник, занимался географическими изысканиями. Это был Жозеф-Николя Делиль, профессор астрономии Санкт-Петербургской Академии наук и директор Петербургской обсерватории. У нас его называли Осипом Ивановичем, и всегда относились к нему с почтением и уважением.

Слов нет, знания Делиля были изрядными. Вот только после его внезапного отъезда из России выяснилось, что он злоупотребил хорошим к себе отношением. Осип Иванович, помимо астрономических наблюдений и работы над научными трудами, занимался тем, что у нас называют шпионажем и воровством.

Да-да, именно так все и было. Как стало потом известно, большую часть времени, выделенного для картографических занятий, этот француз использовал для тайного копирования карт и других географических материалов. Все они впоследствии оказались во Франции. Работая в Академии, сей ученый, имея доступ практически ко всем новейшим географическим материалам и открытиям, сделанным офицерами русского флота, сумел снять копии с карт и чертежей. Именно им позднее были обнародованы документы Второй камчатской экспедиции капитанов Беринга и Чирикова, считавшиеся в России секретными.

В 1747 году мсье Делиль покинул Россию, увезя с собой бесценные документы и карты. Впрочем, цену им все же определили во Франции – два года назад ныне покойный французский король Людовик XV купил у Делиля собрание русских карт и рукописей, похищенных им из России. Эта сделка дала бывшему члену Санкт-Петербургской Академии (правда, за все свои мерзкие делишки Делиль был лишен этого почетного звания и всех положенных ему привилегий) должность астронома-географа Морского министерства Франции с жалованьем 3000 ливров и с пожизненной рентой 2000 ливров в год.

Перед моим отъездом во Францию я имел краткую беседу с президентом Санкт-Петербургской Академии наук графом Кириллом Григорьевичем Разумовским, который попросил меня встретиться с Делилем и предложить ему вернуть украденные документы и карты. Граф намекнул, что если с французом удастся договориться обо всем полюбовно, то он получит солидное вознаграждение.

Мне был глубоко противен этот нечестный человек. К тому же во время своего пребывания в стенах Санкт-Петербургской Академии он прославился не только своими научными изысканиями, но и удивительной способностью плести интриги и затевать склоки среди членов Академии.

Увидев меня, «Осип Иванович» расплылся в фальшивой улыбке и участливо поинтересовался, как мне понравился Париж и сама Франция. Я не имел особого желания вести долгие беседы с этим воришкой и потому отвечал ему довольно сухо. В присутствии Мопертюи я не стал вести с Делилем разговор о возврате украденного. И потому, дождавшись его ухода, продолжил прерванную беседу с моим новым знакомым. Надо сказать, что он рассказал мне немало