Шарлатан V - Квинтус Номен

А еще для анализа было крайне неплохо документы, созданные на языках самых разных, обрабатывать совместно. И этим в институте довольно успешно занимались профессиональные лингвисты: из текстов на разных языках они «собирали» семантическую модель каждой отдельной фразы, которая от исходного языка вообще не зависела, да и анализировать ее было проще. Ну а чтобы результаты люди все же понимали, в окончании каждого исследования по семантической модели «воссоздавали» уже тексты на совершенно естественном русском языке — и этим у нас занимался еще один «независимый» отдел. Которым руководил (правда, совершенно «дистанционно», аж из Ленинграда) очень неплохой специалист именно по русской лингвистике Александр Иванович Молотков. Правда, я был абсолютно уверен, что этот Молотков даже не подозревал, какой работой он, собственно, руководит: для него это было всего лишь «интересным исследованием в области анализа синтаксических конструкций».

И, думаю, Александр Иванович очень удивился, получив за свою работу орден «Знак почета». Я хотел ему «Шарлатана» дать, но в МГБ решили, что этот орден «привлечет к работе лишнее внимание», так что обошелся он «Почетом».

Впрочем, госнаграды после Нового года на сотрудников института буквально дождем хлынули, и больше всего досталось «аграриям». Все научные сотрудники так называемой «западной лаборатории» (две научных группы общей численностью в восемь человек: пятеро в Бобруйске и трое в Себеже) получили по ордену Красного Трудового Знамени, три десятка тамошних лаборантов получили по «Трудовой доблести», а все «прикрепленные» к лабораториям колхозники числом поболее сотни отделались «Трудовым отличием» — это за то, что на нескольких тысячах гектаров «экспериментальных» полей там собрали урожай, слегка превысивший шестьсот центнеров с гектара «самого ценного ископаемого Белоруссии». Причем урожай такой был «заранее предсказан», а награды выдали после Нового года потому, что товарищи из Минсельхоза дополнительно проверяли еще «лежкость» собранной картошки на складах — и когда убедились, что продукт в овощехранилище практически не портится, тут всех сразу и наградили. А двоюродная лично подучила уже орден Сталина, но не за белорусско-псковскую картошку, а за то, что на ее «подведомственных» полях урожай пшеницы «в среднем» сильно превысил тридцать три центнера с гектара. Там еще и по другим культурам цифры получались сказочные, но я лишь про пшеницу запомнил, да и то потому, что «тридцать три богатыря».

Еще трое ее заместительниц (Валька на «административные» должности женщин предпочитала ставить) получили по «Знамени», и так же отметили руководство выделенного уже в отдельное учреждение Астраханского «Института камыша» (туда она все же двух парней командовать поставила, так как работа была не просто «в поле», а в поле очень далеком и труднодоступном). Там эти парни (и еще порядка пяти сотен человек, из которых больше трех сотен была «вахтовиками» из Нижегородья, приезжающих на зиму камыш косить) разбили здоровенные камышовые плантации. По науке разбили: разровняли несколько островков, уровень земли на них сделали на полметра ниже уровня воды в разлив, какие-то мелкие протоки засыпали, через протоки побольше мосты разводные поставили, дороги, по которым грузовики в любое время проедут, не завязнув в грязи, проложили — и отправили до Нового года «на большую землю» чуть больше трехсот пятидесяти тысяч тонн камышовых пеллет. И теперь с этой плантации по столько же они собирались еще много лет подряд косить — но в планах у них намечалось через три года «взять» двухмиллионный рубеж, и в том, что свои планы они выполнят, никто уже не сомневался. И на чем возить эти пеллеты в нечерноземные районы, тоже уже было: Валька изрядно вложилась (бессовестно пользуясь тем, что у меня было «неограниченное финансирование») в Гороховецкий судостроительный завод, и там теперь буквально штамповали баржи-пеллетовозы на две тысячи тонн, спуская их на воду по две в неделю. То есть зимой они баржи все же не на воду спускали, а на лед (и перетаскивали их по льду в затон на противоположный берег Клязьмы), но как лед сойдет, сразу три десятка барж помчится запасенные пеллеты возить!

Но вот лично я ко всем этим сельхозвопросам ни малейшего отношения не имел, Валька сама всеми этими работами руководила — и орден Сталина получила совершенно заслуженно. И у меня были серьезные подозрения по поводу того, что такой же орден она и на следующий год отхватит: после пуска на Горьковской АЭС второго реактора (уже на четыреста десять мегаватт) она там затеяла на «избыточном тепле» новый тепличный комплекс строить. Причем строить его она принялась всерьез: по планам она собиралась заковать в стекло, сталь и алюминий почти пять тысяч гектаров. А если урожаи на станции будут хотя бы примерно такими же, как в тепличном комбинате в Пьянском Перевозе, то зимой свежими огурцами, помидорами и прочей зеленью она завалит не только всю нашу область, но и пяток соседних, включая Московскую целиком. Правда, сама Валька, когда я ей об этом сказал, лишь как-то хитренько усмехнулась, но спорить, как она обычно очень любила делать, не стала…

Я занимался большей частью вопросами разработки разных очень непростых аналитических программ, и, понятное дело, отлаживал эти программы на данных из наших же баз. И иногда результаты анализа выглядели странно и неправдоподобно, так что приходилось очень много и «глазками» проверять, чтобы убедиться в том, что программа все же верно работает. Или — чаще — убедиться, что она работает неправильно, после чего снова усиленно напрягать мозги в попытках разобраться, что же сделано неверно. Но человеческий организм все же природа устроила мудро: если что-то понять не получается, то мозг переходит в режим «интенсивного отдыха» (ну, или иногда перестает работать адекватно, но этим уже специальные врачи занимаются).

Но и с врачами, причем именно «специальными», я общался — еще в прошлой жизни общался, и неплохо знал, когда нужно «мозг отключать» чтобы все же на самом деле не свихнуться. А отключаться нам удавалось без особого труда (я имею в виду себя и Лиду): теща жила буквально в соседнем доме, и она всегда могла придти с детьми посидеть, пока мы в кино сходим или в театр, или просто так погуляем. Но мы чаще ходили на концерты во Дворец культуры: их у нас давали по паре раз в неделю. Обязательно по воскресеньям и — часто, хотя и не всегда — в середине недели. Разница между концертами была простой: в рабочие дни выступали «местные музыканты», по воскресеньям в основном приезжие коллективы народ радовали.

Лиде больше нравились «наши» концерты: хотя довольно часто юные музыканты высочайшего мастерства и не демонстрировали, но и откровенной халтуры