Амлет, сын Улава - Адель Гельт

я сам. - У меня дома так говорят, ну, или будут говорить когда-нибудь, не теперь. Суть-то не в этом. - Мой дух-покровитель некоторое время смотрел на то, как играет на отмели малёк местных рыб: верно, собирался с духом или что там вместо него у мертвых, каковые духи и сами по себе.

Я и мы сидели на краю засыпного мола, нарочно выстроенного моим отцом, могучим бондом Улавом Аудунссоном, немного в отдалении от общей пристани. Был тинг, и на нем мирному вождю Исафьордюра выкрикнули право на отдельный причал для собственного корабля: заслужил. Сам корабль еще только строился, мол же пока оставался пуст — не считая нас с Хетьяром.

- В общем, если бы тебе досталось просто младшее имя Ньёрда, а не его детское прозвание, было бы нормально. - Хетьяр встал. - Так же получается ни асу свечка, ни йотуну кочерга… Амлет Улавссон по прозвищу Норри — куда лучше детского имени…

- Думать не думал, что духа премудрого так беспокоит земное, - третий собеседник появился на молу неожиданно: он просто шагнул на край пристани, дальний от берега и ближний к нам, прямо из воздуха. - Славный из ванов, стремясь к наречению, поторопился изрядно.

Я вскочил с места и отвесил наиглубочайший поклон. Не так часто доводится лично встретиться с…

- С этого места потише, знать нежелательно многим, - гость прервал даже не мысль, а самый зародыш намерения. - Дать пожелаешь мне имя — Старшим зови, Старшим Братом. Вили и Вё все же брат я, пусть и не отличен летами.

Я поклонился еще глубже: мол, знай наших!

- Скажи, Старший, - первым спохватился сын Сигурда. - Почти все твои, скажем так, родственники, что дети родные, что не очень, что побратимы и близкие друзья — все они просят не смотреть на них в упор, или, если получится, не глядеть вовсе. Неловко им как-то… Ты же стоишь тут почти во плоти, и разглядывать себя не мешаешь. В чем причина?

- Духа встречаю впервые, что годен к беседе премудрой. «Как» и «за что» вопрошает обычно всяк, кто меня повстречает! - манера Старшего Брата говорить странным подобием стиха не утомляла совершенно: казалось, она для него так же своеобычна, как отсутствие одного глаза.

- Все просто, сын Сигурда… Или тебе привычнее «Искандерович?», - Одноглазый внезапно перешел на нормальную речь, и голос его стал подобен шуму крупной гальки, перекатываемой по дну ручья слишком быстрым потоком.

- Лучше уж Сигурдссон, - Хетьяр поморщился. - Все равно это не то, чтобы прямо перевод, скорее, третье созвучие перевода, да и привык я уже к такому патрониму.

- Договорились, - покладисто ответил гость. - Так вот, то, что при жизни ты был атеистом, для меня не имеет никакого значения. Тогда, тысячу лет вперед, все эти — он обвел окоем широким жестом — ослабли чрезвычайно, даром, что безо всякого Рагнарёка, в предстоянии которого я уже немного сомневаюсь. Для каждого из них сила твоего неверия, принесенная из другого мира, что острый нож, и не меж ребер даже, а сразу в печень!

Прозванный при жизни Строителем приподнял бровь. Потом вторую, отчего вид принял то ли сомневающийся, то ли до крайности изумленный.

- А для тебя? - спросил он, не меняя положения бровей. - Для тебя это не так?

- А я не ослабел сейчас, не ослабну и тогда. - Усмехнулся Старший Брат. - В меня, видишь ли, верят, и верить будут… Уж не знаю, почему. Но ладно, - гость повернулся ко мне. - Самому-то тебе по душе ли прозвище, что дали незаслуженно? Мы ведь оба знаем, кто на самом деле гнал морского коня…

- Ньёрд, конечно, не ас, - я встрепенулся. Покровитель всех скальдов оказался совершенно нормальным человеком, и я понемногу приходил в себя, - но и с Высоким ваном спорить немного боязно.

- А со мной? Со мной спорить ты не боишься? - мне вдруг показалось, что на скуластом лице ненадолго открылся второй глаз, и оба ока вперили в меня взор свой яростный и вопрошающий.

- С тобой не боюсь, Старший Брат. Кто убоится брата? - меня несло, и я это знал, но остановиться было уже выше моих сил. - И я ведь не спорю!

- Щенок, мальчишка, тысяча чертей! - усмехнулся Одноглазый в нарочитой пародии на гнев. Мне на миг показалось, что вместо стального шлема голову его венчает бесполезный головной убор: с невысокой средней частью и широкими прямыми полями. - Вот и не спорь. Эй, кто там есть! - неожиданно крикнул он в пучину земли тюленей, сейчас представленную прорытой отмелью.

- Слушайте сюда: я отменяю прозвище этого скальда как незаслуженное! - в ответ плеснула невысокая волна, и я вдруг понял, что недавнее прозвище больше мне не принадлежит. - И попробуй только мстить мальчишке, узнаю — согну в бараний рог!

Я поклонился в третий раз: не просто так низко, как мог, но со значением. Начинать песнь странствий с негодящего прозвища мне, конечно, не хотелось, но раз уж сам наездник Слейпнира таковое отменил… Спорить со справедливым решением — глупо и не по мне вдвойне.

- Еще вот что скажу: не медли проделать то, что задумал, с ирландским серпом, - сказал Высокий, явственно прощаясь. - Плохая это вещь, негодная и зряшная, и от нее, если не порвать нить судьбы, тебя ожидает множество злоключений. Затею твою одобряю, выбор кузнеца — тоже. Я спрашивал Велунда, он слышал о сыне Дурина только хорошее. Совсем удалить взятое с боя и принятое добровольно из саги твоей судьбы кузнец не сможет, но… - гость замолчал.

- Но что? - спросил я, наскучив ожиданием.

- О чем ты, Улавссон? - спросил меня совсем другой голос, юный и высокий. Я проморгался.

Передо мной стоял один из сыновей Фрекки Тюрссона, дяди мне и побратима моему отцу: я доподлинно понял это по запаху. Как зовут парня, я, конечно, не помнил: он только-только вошел в осмысленный возраст. Оказался он рыж, самую малость темнее мастью, чем я, того же цвета глаз, и я немедленно проникся к нему доверием и приязнью — так часто бывает, когда встречаешь родича, очень похожего на тебя самого.

- То дела скальдов, - выкрутился я, не сказав правды, но и ни словом не солгав. - Зачем ты пришел? Меня зовут?

- Твой отец решил, что