Трудовые будни барышни-попаданки 5 - Ива Лебедева

class="p1">Начала свой спич с того, что кратко объяснила, почему царствование такого ангела, как Александр Павлович, привело к напряжению и ожесточению. Быстро, конспективно, минуты за две прошлась по самым неприятным эпизодам. Интригам, отставкам, духовным плутам около власти, повышенному интересу к делам Европы и пониженному — России. Напомнила, что военные поселения сделали солдатами тысячи казенных крестьян, лишили собственности десятки землевладельцев. И все без официального указа или распоряжения.

Большинство генералов, сенаторов и министров приветствовали каждую мою фразу одобрительным шепотом. Мария Федоровна и Николай Палыч если и хотели возразить, то не стали.

Столь же кратко я напомнила историю с прижизненной волей покойного императора, так и не ставшей официальным указом. Поспешную присягу отсутствующему Константину, с намеком, что кое-кто поторопился — взгляд на Милорадовича, тот покраснел. И упомянула последующие две недели, когда великие князья перебрасывались письмами, а фактически — перебрасывались короной. Отсюда и решимость некоторых людей — имена не назову, не ждите — покончить с формой правления, опасной для страны.

— Надеюсь, — сказала я, — большинство присутствующих прочитали недавний том «Истории» Карамзина. Он напомнил, что Романовы не завоевали Россию, не добыли власть силой оружия. Их пригласили на царство. Пора вспомнить, что монархия — не только самовластье, но и служение своей стране. А сейчас вы позволите перейти от истории к настоящему и будущему?

Несколько секунд тишины. Царица что-то шептала сыну, еще не царю. Тот мотал головой. Таким растерянным я его не видела. Ведь он должен был сам рассказать присутствующим, почему произошел казус междуцарствия. Конечно же, умолчав о некоторых нюансах вроде прессинга. Я же перехватила тему.

Надо наглеть дальше.

— Я воспринимаю молчание как знак согласия. Михаил Андреевич, вам есть что сказать?

— Свалял я дурака, — вымолвил Милорадович, — да и не только я. Расскажите, как беды избежать.

Я рассказала. Потом и спорила, и модерировала дискуссию — временами она становилась очень уж жесткой. Видела, как царица то и дело примеряет к руке невидимый посох, чтобы ударить в пол и начать командовать.

Но не решалась. Всю жизнь была «ночной кукушкой», избегала открытых споров. И сейчас избежала.

Наконец договорились. Устали. И я, вымотавшаяся, но довольная, умчалась из дворца, как Золушка в полночь, на новую встречу.

Верный Еремей ждал меня на площади. Спасибо супругу с административным ресурсом — кучера не решились прогнать с этой элитной парковки.

— Детки домой отправлены, Эмма Марковна, а нам куда?

— На Мойку, 72, сразу за Синим мостом.

* * *

В штаб-квартиру заговорщиков войти было проще, чем во дворец. К известному выражению «туман войны» захотелось добавить новое: «туман революции». Причем никак не метафорический: табачный дым, винный аромат, свечной запах. Мне повезло сориентироваться, и я почти сразу вошла в комнату, где заседали вершители процесса.

— Сударыня, что вам… Эмма Марковна? — удивленно сказал самый высокий чин среди заговорщиков, в котором я узнала князя Трубецкого.

— Для начала мне угодно попросить вас освободить от клятвы и членства в обществе несовершеннолетнего ученика моего училища, — сказала я. И, перекрыв удивленный ропот, добавила: — Шестнадцатилетнего Петра Воскресенского.

Глава 60

Удивленное молчание длилось пару секунд. А потом, едва раздались вопросы и междометия, я перехватила инициативу громким, пусть и чуть охрипшим голосом:

— Да, именовавший себя поручиком 2-го Сырдарьинского полка Туркестанского корпуса Петр Воскресенский на самом деле является учеником моей технической школы. И непосредственным моим порученцем. Я предложила ему сыграть роль офицера несуществующей воинской части, войти в доверие к вам и, признаюсь, сама не ожидала, насколько он легко справится с моим заданием.

— Простите, братцы, — взволнованным, но столь же густым и громким голосом произнес Петруша.

Вот тут грянула буря. Мне удалось остановить ее в самом начале выстрелом в потолок. Словесным.

— Ти-хо! — гаркнула я, сама удивившись своему комиссарскому тону. — Позвольте мне объяснить свой поступок. Дозволяете? Благодарю. Во-первых, настоятельно прошу не иметь никаких претензий к недорослю Петру. Повторяю: ему самому никогда не пришла бы в голову эта странная затея. Я нарочно использовала его. И во-вторых, надеюсь, вам интересна причина моего поступка? Да, Кондратий Федорович?

— Да, — спокойно ответил хозяин квартиры.

— Петруша, попрощайся с господами офицерами и подожди меня в передней. Что же касается причин…

Петруша быстренько покинул помещение. Ну а я принялась промывать мозги благородному собранию своим устало-натруженным голосом. Хрипота порождала легкий дискомфорт, а он — злость. Я не стеснялась повышать тон, даме в разговоре с мужчинами такое можно.

Говорила я не только о том, что знала из будущих учебников истории, но и о том, что услышала за последние дни, например от агентов супруга среди простонародья. О слухах, не рождавшихся сами по себе, а запущенных для агитации. Основной — Константин не отрекался. Вспомогательные — Михаил Палыч по пути из Варшавы был арестован приказом среднего брата и закован в цепи. А также упомянула о несуществующем указе покойного императора о сокращении срока солдатской службы. И прочей неправде, предназначенной для одурманивания солдатской массы утром завтрашнего дня.

— Но вы не только готовы обманывать солдат, вы уже сейчас не доверяете друг другу. Вы скрываете реальную численность сил, вы убеждаете сторонников неверными сведениями, что выйдут целые полки и все рода войск, но в действительности сможете увлечь в мятеж только отдельные пешие роты. Еще позавчера у вас была надежда на некоторых гвардейских полковников и даже генералов. Но это в лучшем случае самообман. Они не поддержат вас. И для этого есть веская причина.

Оглядела собрание. Кто-то закрыл голову руками, но никто не возразил.

— Потому что вы скрываете от единомышленников конечную цель предприятия. Сергей Петрович, — обратилась я к Трубецкому, — на днях вы набросали любопытный документ, который в случае успеха следует прочесть Сенату и, видимо, заставить его утвердить. Так ли это?

Одна из решающих минут этого вечера. А вдруг князь пойдет в отказ?

Документ, между прочим, был цельным и радикальным. Конечно же, я не превращалась в серую мышку и не бегала по его письменному столу, а помнила содержание Манифеста Трубецкого из прошлой жизни. Там говорилось об отмене цензуры, о полной веротерпимости, уничтожении монополий и ведомственного судопроизводства, уничтожения рекрутства и военных поселений и даже постоянной армии. Введение суда присяжных, много чего иного. Интересный проект, кладезь хороших идей. Вот только похожий на внезапно сорванный стоп-кран, со всеми последствиями.

К счастью, Сергей Петрович отрицать не стал. Потупил очи,