Наши уже не придут 6 - RedDetonator

Так «Голова» и «Гитлер» стали полноценными танковыми дивизиями, хотя на бумаге их называли механизированными — возможно, чтобы ввести разведку Красной Армии в заблуждение.

Но аэрофотосъёмка, в этот раз, не подвела, поэтому Шапошников точно знал, сколько и чего есть у этих дивизий на вооружении.

«Голова» окончательно умерла в ходе контрнаступления под Бромбергом. 1-я танковая дивизия Вермахта, под командованием генерал-лейтенанта Рудольфа Шмидта, при поддержке 3-й механизированной дивизии СС и 5-й танковой дивизии Вермахта, образовав мощный клин, таранным ударом обрушилась на правый фланг готовой к этому 3-й танковой армии, возглавляемой генерал-лейтенантом Василевским.

В небе Польши круглосуточно летают сонмы разведчиков, о передвижениях немцев командование знало практически поминутно, поэтому встретили немцев достойно.

Дивизия «Мёртвая голова», будто желая подтвердить доклады разведки о фанатичности подразделений СС, продолжала наступление, уже находясь в полном окружении.

Из всей дивизии, вошедшей в Бромбергский лес, в живых осталось около восьмисот человек — в плен ССовцев берут крайне неохотно, а сами они сдаваться тоже не спешат…

1-я танковая дивизия успешно вырвалась из образованного «котла», потеряв часть техники, а 5-я танковая дивизия не позволила себя окружить, добилась поставленных целей, но это не дало почти ничего, так как она была вынуждена отступить на исходные позиции из-за наметившейся угрозы её флангам.

Затем, конечно же, началось немедленное контрнаступление 19-й и 21-й танковых дивизий 2-й армии, уничтоживших оборонительные порядки 5-й танковой дивизии и взявших Бромберг в ходе скоротечного штурма. Можно сказать, что красноармейцы вошли в город на плечах отступающих танкистов Вермахта.

Это был излюбленный приём покойного генерала Алексеева, которого Шапошников считал своим учителем — он тоже, ещё в Империалистическую войну, брал противника, так сказать, «на щит», выматывал, а потом наносил сокрушительный контрудар, и, в отличие от многих других теоретиков, локальными успехами он не довольствовался.

Николай Николаевич Алексеев никогда не скрывал своих методов: он был пионером применения отдельных механизированных подразделений, у которого учились практически все современные генералы.

Тем удивительнее было поведение немцев. Они должны были предугадать такой сценарий, вполне типичный сначала для царской, а затем и для Красной Армии — ни один удар не должен остаться без немедленного ответа.

Следующим этапом была Познань — её нужно было захватить любой ценой. Это не только важнейший логистический узел, но ещё и мощная крепость, так называемый, «фестунг», предназначенный для стратегического удержания региона. Не возьмёшь Познань — не пройдёшь дальше, потому что фланги мощных оборонительных линий, построенных немцами в кратчайшие сроки, упираются в этот город.

Поэтому важно пробить линию обороны по флангам города, уничтожить сопротивляющиеся остатки немецкой армии, параллельно взяв город в окружение. А дальше тяжёлый и кровавый штурм, в ходе которого Познань должна пасть.

«Ещё это идиотское название „Позен“ — исковеркали, нацисты проклятые», — подумал раздражённый Шапошников.

Всё-таки, давление Немирова и окружения сказывалось, поэтому Борис Михайлович, нет-нет, но начинал думать политически. Например, он вспомнил, что в Познани находится крупнейшее гетто, где сейчас проживает около семидесяти тысяч евреев. Политически верно будет спасти их.

7-я и 9-я танковые армии наступают на южном направлении, к Бреслау — в настоящий момент идёт штурм двух «фестунгов» — Ченстохова и Катовице. Последнюю обороняют ослабленные немецко-чехословацкие войска — часть чехословацких дивизий переброшена в Словакию, защищать… собственно, всю Словакию.

Наступление в Чехословакии, необходимое для ликвидации угрозы флангового удара, также идёт по плану — взяты Кошице и Жилина, а войска 8-й и 4-й танковых армий движутся на юг.

4-й танковой армии, находящейся у Кошице, приказано взять Мишкольц и развивать наступление вглубь Венгрии, а 8-я танковая армия, находящаяся у Жилины, получила приказ идти на Братиславу.

Достойного сопротивления чехословацкая армия оказать не в состоянии, так как этому сильно мешают советские господство в воздухе и тотальное превосходство в артиллерии.

Чехословакии стало не до контрударов по наступающей в Германии Красной Армии — поднят вопрос о существовании…

Ужгород и Мукачево, потерянные в самом начале войны, освобождены, а 11-я танковая армия, при поддержке 115-й и 117-й горнострелковых дивизий, наступает в Трансильвании, уничтожая отчаянно сопротивляющиеся румынские соединения, уцелевшие после разгрома в ходе операции «Скрипач».

«Румыния — это страна, которая уже проиграла», — подумал Борис Михайлович. — «Впрочем, как и Болгария. Удары, что сейчас наносятся по ним — это добивание».

В Болгарии боевые задачи практически выполнены: 22-й танковой армией взяты Плевен и Фердинанд, а горные перевалы по всему фронту на Балканах занимают горнострелковые части Красной Армии. Сопротивления болгары почти не оказывают, так как для них уже всё закончено.

«Как только Красная Армия подходит к какому-либо населённому пункту, голову сразу же поднимают коммунисты и социалисты», — подумал Шапошников. — «Сидели всё это время, готовились…»

Он считал избранную Немировым стратегию неоднозначной — все эти «Кёнигсберг-69», орудующие в ближних тылах противника и занимающиеся откровенным душегубством, а также подпольные ячейки и движения, начинающие действовать в нужный момент.

Это очень эффективно, иногда даже слишком, но Борис Михайлович такую войну не одобрял и не одобряет.

«Это спасает жизни красноармейцев», — вспомнил единственный аргумент, приведённый генералом Немировым. — «С этим даже не поспоришь».

В конце концов, он прав: каждый застреленный, зарезанный, подорванный или отравленный противник — это спасённый красноармеец, который ещё повоюет и приблизит победу.

«София не за горами, а это окончательное поражение Болгарии, отречение короля, учреждение Советов…» — вернулся Шапошников к рапорту. — «Тьфу… Опять политика…»

Ещё один политический момент, который следовало обдумать — Турция.

Верховный Совет СССР воспринял пропуск итальянского флота в Чёрное море как грубое нарушение дипломатических договорённостей.

И теперь Турция находится в очень щекотливом положении: на востоке Красная Армия, с севера неожиданно могучий Черноморский флот, а на западе тоже Красная Армия. Только на юге никого нет, но это помогает слабо.

Президент Инёню затаился, сидит в тишине и надеется, что всё обойдётся, но что-то подсказывало генералу Шапошникову, что Верховный Совет принял всё произошедшее очень близко к сердцу…

«Если бы это было единственное, что Верховный Совет воспринял очень близко к сердцу», — подумал Борис Михайлович. — «Микоян не один раз за последний месяц поднимал вопрос геноцида армянского народа в 1915−16 годах. В Армянской ССР тематика актуальная. Думаю, и это туркам припомнят».

Он вновь поймал себя на мысли, что начинает размышлять, как политик и это ему не понравилось. Он не хотел расставаться с тем простым и понятным маленьким мирком, в котором он жил с первого дня службы ещё в Русской Императорской Армии. Там всё было понятно, кто есть кто — очевидно, ни