Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов

class="p1">— А разве вы, Вячеслав Григорьевич, в итоге сделали не то же самое? — Одишелидзе оскалился. — Тоже выманили японцев, тоже расстреляли их. Воспользовались моим планом, а теперь упрекаете⁈

— В отличие от вас я сам стоял на первой линии и сам сдерживал первый удар, выманивая врага, — мы несколько секунд молчали, а потом я напомнил. — Пушки!

— Могу оставить вам ту батарею, что вы вывели с Ялу.

— Она и так наша, — я понял, что Одишелидзе так просто не сдастся. К счастью, я пришел сюда подготовленным. — Если не пушки, меня устроят мортиры.

— Вы имеете в виду 6-дюймовые мортиры образца 1886 года? — Одишелидзе задумался.

— Мортирные полки недавно как раз свели в дивизионы, мне бы одного и хватило, — осторожно предложил я.

В мортирных полках было по две батареи, в каждой по 6 пушек, итого я просил довольно много, но… Кажется, сам Одишелидзе был не особо заинтересован в старых орудиях. А зря, между прочим. Мортира Энгельгардта — это не какая-то кустарщина, а совместное производство Обуховского завода и Круппа, еще когда у немцев был Бисмарк, и мы с Германией считались союзниками. Да, мортира медленнее новых пушек, да — тяжелее, зато она бьет навесом и у нее есть фугасные снаряды, что в сопках Маньчжурии дорогого стоит.

— Вы получите свой дивизион, но после этого пообещаете никогда не поднимать вопросов о моей чести и роли в сражении на Ялу, — Одишелидзе изобразил искусителя.

— Еще с нами останется 11-й стрелковый, мы с ними неплохо сработались. И по рукам, — я протянул вперед раскрытую ладонь.

Бывший полковник долго смотрел на нее, потом стянул белоснежную перчатку и ответил на рукопожатие. Карьерист, но не сволочь, а иногда и этого бывает достаточно.

Следующим этапом подготовки к походу стал госпиталь. Мортиры помогут мне решить некоторые задачи издалека, что сократит количество раненых. А вот господа врачи должны будут сделать так, чтобы те раненые, без которых все-таки не обойдется, как можно скорее вернулись в строй. Я довольно быстро нашел в медицинской части доктора Слащева, а рядом с ним неожиданно обнаружил и доктора Шевелева. Моего первого пациента в этом времени.

— Как нога? — я сразу оценил, что тот обходится без костылей, но все равно хотелось узнать больше деталей.

— Слушается, — Шевелев радостно улыбнулся. — Знаете, до последнего не верил, что все получится. Казалось, вот завтра или послезавтра обязательно случится какая-нибудь гадость, но нет. Кровь бежит по жилам, тромбов нет, мышцы слушаются. Вы волшебник, полковник!

— Я еще только учусь, — буркнул я, немного смутившись от энтузиазма старого знакомого.

А тот тем временем продолжал:

— Доктор Слащев рассказал, что вы не только проводили еще такие операции, но и научили им ваших полковых врачей. Но этого мало! Надо писать статьи! Нужно делиться опытом со всей Россией — это же такое открытие!

— Я уже говорил, это не мое изобретение, я просто использовал шов, описанный в работах Алексиса Карреля.

— Вот и прекрасно, — Шевелев ни капли не смутился. — Он написал, вы попробовали. Теперь ваша очередь писать статью о практике, о сложностях, о решениях. Вы понимаете?

— Я напишу, — решил я. — Но при одном условии.

— Вы собираетесь ставить условия, когда на кону жизни? — нахмурился Шевелев, а вот Слащев успел получше меня узнать.

— Кажется, то, о чем хочет попросить Вячеслав Григорьевич, тоже поможет спасать жизни. Я прав?

Я кивнул.

Все верно, именно для спасения жизней мне и нужна помощь. И ведь сначала думал над чем-то сложным. Рассматривал варианты получения гепарина, чтобы избежать тромбоза при операциях. Учитывая, что его делают из внутренних органов крупного рогатого скота, это казалось не особо сложным, но… Точный способ я не помнил, а проводить сложные исследования в действующей армии — это явный тупик.

Дальше были идеи про выход на гормоны: тот же адреналин должны были открыть уже в этом десятилетии, а это очень важная возможность прибить излишне активные аллергические и воспалительные реакции. Очень полезно и опять же слишком сложно. Точно не для полевой лаборатории. А так, конечно бы, я не отказался и от дексаметазона при любом пулевом, и от пропофола, когда дойдет до операции. Увы, приходилось быть реалистом, но, к счастью, даже реалисты нынче что-то да могли.

— Вы же слышали про исследования Карла Ландштайнера про группы крови? — начал я. — Если мы сможем их выделить на практике, сделать запасы для переливаний, то сколько жизней сумеем спасти!

— Как выделять? — тут же деловито спросил Слащев.

— Для этого используют антигены, но нам их не выделить, так что… Почему бы не смешивать кровь между собой? — предложил я. — Когда мы выделим контрольные образцы, то по реакции с ними сможем приписывать любую новую кровь к той или иной группе.

— Долго, возможны ложные реакции, ну и крови много уйдет, — задумался Слащев.

— У доктора Вредена есть центрифуга Мишера, — обрубил все сомнения Шевелев. — Он сейчас все равно нуклеинами не занимается, так что я одолжу, и исследования можно будет сделать на приличном уровне. Тут вопрос в другом — как все это хранить.

Я не отвечал, пораженно замерев. Вот кто бы знал, что тут уже есть центрифуги — надо будет потом обязательно осмотреть ее, и если скорости хватит… У меня дух захватило от открывающихся возможностей. Это же сразу можно будет делать сепарирование крови: кровяные тельца отдельно, плазму отдельно. А плазма в свою очередь дает выход на восстановление иммунитета, лечение аутоиммунных заболеваний и той же сердечной недостаточности.

Сколько всего можно сделать!

— Доставайте центрифугу, будем пробовать, — я от воодушевления бахнул кулаком по стене. — А что касается хранения, видел я присланный кем-то из предводителей уездного дворянства вагон-рефрижератор. Его пока особо не используют, а нам для крови как раз пригодится. Там не так много и надо: плюс 2, плюс 6 градусов, и хватит.

— Если вам его дадут… — засомневался Шевелев.

— Дадут, — я в отличие от доктора не сомневался.

Если военными припасами в Маньчжурии полностью заведовал Куропаткин, и тут приходилось действовать осторожно, то вот насчет транспорта можно было договориться и с наместником. А Алексеев мне не откажет! По крайней мере, не когда я его главный инструмент и надежда для снятия блокады с Порт-Артура. Собственно, после госпиталя