Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов

на крысу хватило, чтобы великий князь вышел из себя и выхватил пистолет. А ведь я до последнего надеялся, что ему до стрессов после больших сражений, которые еще не случились, хватит силы воли, чтобы удержать себя в руках.

— Вы забываете, что говорите с великим князем! — черное дуло смотрело мне прямо между глаз, и чем дольше меня пугали смертью, тем холоднее становилось внутри.

— Вы забываете, что говорите с офицером, — я выхватил свой пистолет.

Гораздо быстрее, чем Борис Владимирович. И тот осознал, что случилось, только когда и сам оказался в сантиметре от вороненого ствола. Крысеныш разом вспотел, но тут повисшую паузу нарушил крик Куропаткина. Генералу доложили, что происходит, и он поспешил вмешаться.

* * *

— Надо было, как со мной, рукоять пистолета ему отстрелить, — возмущался Буденный, когда после разбора полетов нас отправили обратно в полк.

— Пистолет меньше винтовки, — признался я. — Задело бы Крысеныша осколками, могли бы вообще выпереть из армии. А он не стоит того, чтобы вас бросать.

— Вот это правильно, — сразу согласился Буденный.

— Но даже так — вы подняли оружие на члена императорской фамилии, такое просто не могли оставить без последствий, — Шереметев лучше других понимал ситуацию. — Что вам сказал генерал, когда отводил в сторону?

— Он сказал, что Крысеныш не хочет огласки, боится, что это подорвет позиции его отца.

— А кто его отец? — задумался Буденный.

— Владимир Александрович — сенатор, член Госсовета, но таких много. А вот то, что он главнокомандующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, дает ему настоящую власть, — снова пояснил Шереметев.

Я же вспомнил еще пару деталей.

— А еще он один из тех, кто до последнего стоял и будет стоять за запрет отправлять гвардию к нам.

— Пытается превратить нормальные войска в преторианцев времен упадка Византии, когда те вместо того, чтобы приносить победы на поле боя, больше занимались кутежом и защитой трона от народного гнева, — Шереметев все никак не мог успокоиться. — Так все же, Вячеслав Григорьевич, что вам сказали?

— Что прорывом блокады Порт-Артура буду командовать не я, вместо меня назначили полковника Одишелидзе, если вы помните такого.

— Тот, из-за кого на Ялу мы потеряли почти всю артиллерию? — выругался Афанасьев.

— Но он всего лишь полковник, как ему могли доверить корпус? — нахмурился Мелехов. — Ладно вам, вы себя героем показали, но он-то…

— За грамотное планирование обороны, в результате которого наш полк смог себя проявить, полковника повысили до генерал-майора, — вздохнул я.

— Покровителя, значит, нашел, — Мелехов грозно свел брови. — А мы теперь будем ему подчиняться?

— Будем, — кивнул я. — Более того, Одишелидзе уже рассказал мне основные детали своего плана наступления.

— И что он задумал? — державшийся до этого в стороне Хорунженков разом подобрался.

— Наш полк идет впереди: задача — вытянуть на себя силы врага, окопаться и сдерживать их, пока наш новый генерал не решит, что пришло время для его собственного главного удара.

— Вот же сволочь! — капитан выругался. — Он ведь до последнего будет тянуть! И как бы все ни вышло… Если мы отступим, то мы же и будем виноваты в невыполнении плана. Если выстоим, то он нанесет главный удар и заберет себе все лавры.

— Значит, хоть что-то он да умеет планировать, — я невольно фыркнул.

— Полковник! — хором возмутились все мои офицеры.

— На самом деле все не так плохо, — я собрался и начал прокручивать варианты, как можно выбраться из неприятностей, в которые нас загнали. — Да, нас вроде бы отправляют на убой, но в то же время мы получаем и свободу маневра. Впереди всей армии мы сможем действовать, как сами того захотим, и уже только от нас самих будет зависеть, сумеем ли мы придумать, как добиться победы.

— Одним полком против дивизии? — выдохнул Шереметев.

— Скорее целой армии, но… — я поднял палец. — Но вы ведь помните, что сделали японцы на Ялу? Маневрировали и получили преимущество на нужном участке. Неужели мы не сможем провернуть что-то подобное?

— Одним полком? — снова спросил Шереметев.

— Одним полком, — решительно ответил я. — Кстати, подполковник, а что вы весь вечер ходите словно пришибленный? Ладно в меня пистолетом тыкали, но с вами-то что?

— Княжна… — Шереметев неожиданно смутился.

— Какая княжна?

— Та девушка, которую я не решился защитить, а вы… смогли! Это княжна Гагарина, а я упустил свой шанс.

Значит, вот как зовут Кудряшку. И, кажется, я понял. Когда есть что-то, во что ты почти не верил, но это потом проходит так близко от тебя, а ты не успел ничего сделать… Так и до депрессии с апатией и дофаминовой ямой недалеко.

— Обещаю, — я решительно рубанул рукой. — Если все постараемся и победим японцев, то устрою вам, Степан Сергеевич, свидание с княжной. Но дальше уже сами!

— А я что получу? — сразу же подобрался Мелехов.

— У вас ведь дамы сердца еще нет? Тогда повышение.

— А я? — включился в игру Афанасьев.

— А вы уже сейчас пишите статью про новые реалии того, сколько нужно боеприпасов в современном бою, — решил я. — Обещаю, что ваш труд напечатают и у нас, и за границей. Станете новым гуру артиллерии.

— Кем?

— Специалистом.

— Мне что пообещаете? — Хорунженков ждал продолжения.

— Вам? Отпущу на пенсию!

Капитан после такого аж слов не нашел и только беззвучно открывал рот, напоминая выброшенную на берег рыбу. Накрывшее нас напряжение наконец-то пропало, и все дружно расхохотались. А дальше мы уже нормально обсуждали и новые неприятности, и новые сражения. Да, будет сложнее, чем я думал… Но разве вторая невозможная победа не даст мне ту самую славу и авторитет, которые помогут что-то изменить?

* * *

Сайго Такамори выбрал именно эту ночь, чтобы лично поговорить с полковником. Он думал сначала выяснить планы сестры, но та попросила перенести встречу, и тогда он решил не терять время. Поблагодарить, задать вопросы, которые в последние дни все больше мучали молодого японца, но… Именно в эту ночь полковник Макаров и не подумал ложиться спать. Как вернулся с собрания, так сразу и закрылся со своими офицерами.

Ничего. Сайго решил, что один день ничего