Рыжий: спасти СССР – 2 - Валерий Александрович Гуров

предназначался Степану, который лишь пожал плечами, излишне сильно, наверное, волнуясь, сдавливая букет роз.

Таня тоже получила свой цветок — правда, одну розочку, но длиннющую и красивенную.

— Вот это да! — произнёс я, а Степан стоял, открывая и закрывая в безмолвии рот, словно рыбка, выброшенная из воды.

Настя была поистине красивой. Она была в ужасно элегантном чёрном платье, обтягивающем её фигуру. Как-то даже туалет на ней был не по времени — думал, что такие платья могут появиться только лет через 15–20. Вместе с тем она была поистине прекрасной. Наконец-таки она нашла, что сделать со своими красивыми тёмными волосами, и потратила, наверное, немало времени в парикмахерской — да ещё и по блату, так как укладка была сделана очень искусно, но не вычурно, не пышная, как в этом времени входит в моду.

Ну и фигура… Зачем же скрывать такую красоту от мира мужчин? Всё было: и плавные изгибы талии, и достаточные выпуклости, и смущающийся взгляд. Пропал Степан окончательно.

— Мы тебя уже заждались! — с некоторой даже злобой сказала Таня.

— Не смей завидовать. Мне нужна только ты! — шепнул я на ушко своей девушке.

— Я это… ты это… — Степан был необычайно красноречив.

— Перевожу с французского: Степан восхищён вашей, мадам, красотой, считает вас самой привлекательной девушкой, которую он встречал в своей жизни… — пытаясь не увидеть, скорее почувствовал грозный взгляд Тани, я поправился: — я с ним не согласен, уж простите меня, мадам, ибо рядом со мной находится та самая — необыкновенная и самая-самая.

Девушки в голос рассмеялись, Степан посмотрел на меня с укоризной. Но нужно же как-то друга выручать. Мало того что у них разница в возрасте 11 лет, так ещё и жених молчаливый.

— Товарищи, пропустите, у нас заказано! — сквозь толпу, стоящих возле ресторана людей, словно ледокол сквозь льдины, вперёд шёл Степан.

— От Александра Ефимовича, — даже как-то властно сказала швейцару Таня.

Нам открыли не сразу. Сперва швейцар сверился с какими-то своими списками. Лишь после того расплылся в улыбке и доброжелательно открыл массивную дверь.

Нам открылась сказка. Нет, я не скажу, что интерьеры просто поражали — это если сравнивать их с теми, что мне довелось видеть в прошлой жизни. Но аккуратные столики, мягкие стулья-кресла, кругом множество растительности, а посередине — небольшой фонтан. По нынешним меркам — это апогей пафоса.

— Прошу вас, — нас словно передали в другие руки. Только что был швейцар — и вот уже официант, встречающий нас у дверей.

И у меня возникает вопрос: почему хотя бы частично в других кафе и ресторанах нет подобного обслуживания? Зачем настолько плодить элитарность? Если твой человек может также улыбаться, быть таким же обходительным — особенно если его чуточку подучить манерам, и если он хочет работать в престижной профессии официанта.

Насчёт того, что профессия престижная — я нисколько не лукавлю. Да, у них зарплата в восемьдесят рублей, и даже меньше. Но они имеют доступ к еде, причём весьма изысканной. Ну а о том, сколько официанты могут получать чаевыми — только ходят легенды. Наверняка несколько преувеличивают, но в хороший ресторан, как я уже знаю, нужно опять же иметь тот же блат, или такой послужной список работы официантом, чтобы у работодателя не было сомнений.

— А в такой ресторан могут ходить все советские граждане? — спросил Степан, крутя головой на триста шестьдесят градусов.

— Как бы и да, и нет, — сказал я, и сам до конца не зная, как объяснить.

А что сказать, если тут кроется фальшь? Вон сколько людей стоят на входе в ресторан и ждут с надеждой, что оттуда кто-то выйдет, чтобы дать трёшку швейцару и пройти внутрь. Или что вот так, как мы, зайти. А ведь спрос на отдых в Советском Союзе растёт. Почему не развивается сфера услуг? Мне вовсе кажется, что как будто вредители уже начали действовать против Советского Союза.

— Что предпочитаете? — спросил быстро подошедший официант.

— Будьте добры, Шато Мутон-Ротшильд 1972 года с южного склона долины Тулона, — сказал я, решив пошутить.

— Готов предложить Киндзмараули прошлого года из солнечной Грузии, — невозмутимым видом отвечал официант.

Мы рассмеялись. Вот это выдержка! Ведь и бровью не повёл. Это в будущем официанты, как правило, вышколенные и угодливые гостям. А сейчас могут и нагрубить. Потому в «Асторию» будут ходить, чтобы увидеть другой мир. И не вижу особых сложностей, чтобы нечто подобное было более массовым.

— Что будете кушать? — и все же официант несколько торопил. — Могу предложить замечательный бефстроганов.

— А что кроме него? — спросил Степан.

— Шашлык из баранины, жареную форель, салат из кальмаров, грибной суп-пюре, бифштекс с яйцом, блинчики с икрой, — без промедления, будто наизусть, произнёс официант.

— Бифштекс с яйцом! — отреагировал Степан. — Это же котлета с яичницей?

— Я — грибной суп и блинчики, — сказала Таня.

— Я тогда форель, — заключила Настя.

— Салат из кальмаров. А мясо, стейк, цельным куском есть? — уточнил я.

Официант лишь молча кивнул, ничего не записывая, что вызывало во мне уважение. Либо у него исключительная память, либо это отработанный приём, а потом всё записывается за кулисами. В любом случае, работать человек умел.

— Можно и стейк, — уже несколько удивленно сказал официант, не сразу отреагировав на мой вопрос.

И был тут существенный подвох. Дело в том, что только в самых-самых советских ресторанах могли подать цельный кусок мяса. Воруют. Вот бефстроганов — это да, тут на обрезках можно. А стейк или медальоны — редкость.

— Все будет, ожидайте! Тарталетки, бутерброды с икрой? — уточнял официант.

— Несите! — принял я решение за всех. — И шампанского!

— Но мы же только на «Буратино»? — спросили девчонки.

— Можно! Сегодня давайте себе позволим немного. Ну кроме Степана, — вспомнил я, что мужик в завязке. — У тебя же режим спортивный?

— Да. Режим. А еще мне кажется, вечер будет особенным, — заметил Степан, уже отходя от начального стресса.

Это он так неловко решил намекнуть на комплимент Насте, с которой глаз не сводил.

— Особенный, потому что ты со мной,— шепнула ему Настя и посмотрела на него взглядом, от которого, как мне показалось, у Степана задрожали колени.

— Как пацан какой, епрст, — пробормотал он, стараясь сохранить достоинство.

Мы все