Наследник из прошлого - Дмитрий Чайка

задором на здоровой стороне, обвисло и отекло. Тощая грудь императора, обтянутая мокрым от пота шелком рубахи, вздымалась едва заметно, и с каждым часом его дыхание слабело. Доктора лишь разводили руками. Они не знали, что происходит, и списывали все на волю божью.

В огромных покоях нечем было дышать из-за множества свечей, запаха ладана и обильно потеющих в драгоценных шубах бояр, стоявших недвижимо, словно шахматные фигурки. Они снова набились сюда, заняв положенные места, как будто понимая, что теперь опять настала их воля, а не воля безродного мальчишки, выгнавшего их отсюда. Это стало молчаливым протестом, и Яромир спиной чувствовал прожигающие его сутану взгляды. Князь-епископ шел по лезвию меча и знал это. Его Блаженство готовился к сегодняшнему дню долго, и вот он настал. Только смерть брата, которая наступит с минуты на минуту, спутала все карты. А еще вторжение болгар, которое случилось так невовремя… Он не успевает закончить начатое, не успевает никак…

Братислава оставалась в неведении относительно результатов бунта, ведь Яромир запретил передавать вести с телеграфа, давно уже заменив связистов в столице своими людьми. Но это пока все, что ему удалось добиться. Огромный чиновничий аппарат был пронизан нобилями, их родней и их ставленниками. Новости неизбежно приползут сюда с караванами и лодками, и тогда может случиться непоправимое. Вместо тонкой, почти ювелирной операции придется махать топором мясника, и еще непонятно, кто в той драке победит. Бояре пока не знают, что Станислав разбил взбунтовавшихся аристократов, а потому чувствуют себя вольготно. А, с другой стороны, что они сделают, когда узнают? Ведь казнены их братья, сыновья, племянники и зятья. Станислав должен был подойти сюда и поддержать аресты самых влиятельных, но теперь с ним нет связи. Он где-то в Карпатах, останавливает нашествие болгар. Остановит ли? Ведь сам каган Крум пришел мстить за сына. Он не купился на отвлекающий удар по Ольвии.

— Дорогой дядя! — услышал князь-епископ повелительный голос Святополка. — Пойдем-ка со мной. Здесь и без тебя найдется, кому помолится за здоровье моего батюшки.

— Что? — растерялся Яромир. Никто не смел разговаривать с ним так, даже цезарь, это сущее недоразумение на троне.

— Пойдем, я приказываю тебе, — на лице Святополка появилась несвойственная ему жесткость. Он уже почувствовал тяжесть высшей власти на своих плечах, а в глазах бояр, присутствовавших при этом позоре, князь-епископ отчетливо прочитал плохо скрываемое торжество.

— Ну что же, пойдем… племянничек… — Яромир с кряхтением встал с колен, перекрестил брата и поцеловал его в лоб. Увидит ли он его живым? Одному господу это известно.

Рабочие покои государя в Большом дворце пустовали уже много лет, с того самого момента, когда Брячислав перенес удар. Император лежал в постели, цезарь пропадал на богомольях, а управление империей держал в своих руках он, князь-епископ и великий логофет по совместительству. Он и свора нобилей, поколениями предков закрепивших за собой Приказы. Даже брат императора ничего не мог сделать с этой порочной практикой. Она стала теми корнями, которые держали империю Севера. Точно такими же, как евнухи Востока или патрикии Юга, где пришлая словенская знать слилась с греками и египтянами. Аристократы воюют, они же служат в приказах, и из их же рядов выходят высшие иерархи церкви: епископы и архиепископы. Императоры правят, но они опутаны со всех сторон этой сетью из договоренностей, обычаев и чужих интересов. Он, Яромир, понимал это как никто другой.

— Садитесь, ваше Блаженство, — небрежно ткнул в сторону кресла цезарь, который уселся на место, которое мог занимать только император.

— Я слушаю тебя, Святополк, — спокойно произнес Яромир.

— Нашей царственности угодно, — презрительно посмотрел на него племянник, — чтобы ты покинул свой пост и отправился в дальнюю обитель, замаливать грехи. У тебя накопилось их предостаточно.

— У тебя нет власти сместить меня, — покачал головой князь-епископ. — Да и зачем тебе это? Кто будет править страной? Ты на это неспособен. Тебя не видели на заседаниях Малого Совета уже несколько лет. Ты почему-то в это время посещаешь римского епископа.

— Да! — оскалился Святополк. — Я посещаю своего наставника! Потому что я настоящий христианин, который верует так, как завещали ему отцы церкви. Я не поклоняюсь нечестивой статуе и не причащаюсь крови младенцев, как вы в своем богомерзком Ордене!

— Да с чего ты это взял? — возмутился Яромир. — Это чудовищная ложь! Кто сказал тебе такое?

— Ты услышишь это на церковном суде, — усмехнулся Святополк. — У нас… у меня много свидетелей. Большой собор будет собран сразу же, как только я приму власть. А это случится не сегодня завтра. Мой батюшка еле дышит.

— Не я ли, как экзарх Словении, должен возложить на тебя диадему? — усмехнулся Яромир.

— Найдется тот, кто это сделает, — оскалился Святополк. — Я и не рассчитывал на тебя, дядя. Ты ведь готовишь трон для своего ручного пса? Для этого демона, вылезшего из преисподней! Он пьет кровь из человеческих голов, и это тоже будет фигурировать на суде. Жаль, мальчишка не доживет до него!

— Прочему не доживет? — осторожно спросил Яромир.

— Евтихий Войков, легат Первого Германского, повел на него четыре тысячи клибанариев, — усмехнулся Святополк. — Я приказал ему это сделать.

— Тогда, конечно, — с каменным лицом встал князь-епископ. — Станислав уже мертв, в этом не может быть сомнений. Если так, то я подчинюсь твоему приказу, царственный. Могу ли я попросить тебя об одной милости? Раз уж я добровольно покину свой пост…

— Говори! — надменно вскинул подбородок Святополк.

— Не нужно суда, — смиренно попросил Яромир. — Я не вынесу такого позора, ведь я так стар. Зачем это?

— И речи быть не может, — отмахнулся Святополк. — Твоя ересь будет предана вечному проклятью. Но если ты публично покаешься, то вместо тяжких оков тебя ждет уютная монастырская келья, где ты в покое закончишь свои дни, не нуждаясь ни в чем. Тебе даже девок будут водить, если ты этого пожелаешь.

— Я клянусь тебе господом нашим и всеми святыми! — торжественно ответил Яромир, молча проглотив оскорбление. — Я буду послушен тебе так же, как был послушен твоему отцу. Позволь удалиться, царственный.

— Иди, дядя! — величественно махнул рукой цезарь. — И не покидай своего дома, я поставил там стражу.

— Кстати! — епископ, который подошел было к двери, повернулся и внимательно посмотрел на племянника.