«Бис»-исход - Александр Владимирович Плетнёв

какое-то движение своему подбитому линкору. Тут же на полях были сделаны приблизительные с причитающимся запасом времени расчёты выхода на артиллерийский контакт. Снова обсуждались преимущества и недостатки предстоящего ночного боя, если действительно удастся застать рейдерскую эскадру противника целиком. Не обошли вниманием вероятность подхода сил Северного флота СССР. Во главе с переименованным в «Архангельск» британским линкором Royal Sovereign, между прочим. Эту встречу офицеры предвкушали с каким-то непонятным чувством: корабль Его Величества на службе у противника!

Некогда числившийся супердредноутом «Ройял Соверен» сейчас не воспринимался как весомая угроза. Считалось что краснофлотцы не могли за отведённые сроки досконально и качественно освоить линейный корабль и его боевые системы. Это мнение навязывалось морским руководством из Лондона, имея здесь, прежде всего, общую концепцию превосходства британского моряка над любыми другими, второсортными.

Командующий в целом смотрел на доводы своих штабистов благосклонно. Он не ломал себе голову, как спорящие тут лейтенанты и мидшипманы[159], над тем, насколько утратили боевую способность после несколько пережитых боёв советские корабли. В том числе и по боеприпасам. Полагая, что наверняка достаточно. Достаточно, чтобы один «Кинг» и два старых, но несущих 15-дюймовые орудия линкора обладали неоспоримым господством.

«Не поспоришь, то первое артиллерийское сражение показало неплохую подготовку большевиков. А их радары оказались вполне на уровне. И оппонирующий нам адмирал, этот… Левченко, как командир рейдерской эскадры практически не сделал ни одной грубой ошибки. Что ж, можно быть умным и равно допускать промахи, можно умным притворяться и бросать кости… выпадать будет 50 на 50, так или иначе. Потому что море слишком большая и открытая площадка для каких-то особо изощрённых планов и стратегий. Тогда как в военно-морских дуэлях большое значение имеет число. Число стволов».

Но если уж быть до конца честными, особого оптимизма Генри Рутвен Мур не испытывал, считая, что они зашли слишком далеко, в прямом смысле – слишком близко к границам входящих в подконтрольные зоны противника.

«Это сегодня погода ограничит или вовсе сведёт к минимуму возможности береговой авиации русских. А завтра? Сомнительное удовольствие добиться своего и потопить линкор „красных“ или даже чего-то больше, однако потеряв при этом какие-то свои корабли. На отходе. Какой уж тут престиж для Королевского флота».

И очень желал, во-первых, чтобы лётчики ничего не напутали и поражённым кораблём являлся именно линкор типа «Союз», самый сильный корабль в советской эскадре. Похожий линейный крейсер его не удовлетворял. Во-вторых…

«Чёрт бы с ним, с этим „Советским Союзом“, пусть уж утонет. Сам. А остальные полным ходом покинут место. Тогда и мы, уже будучи не в состоянии их догнать, доложив об этом „наверх“, с чистой совестью, наконец, повернём домой. Сколько можно…»

Похожими сомнениями с ним поделится и кэптен Томас Хэлси, командир флагманского линкора «Кинг Джордж», когда адмирал поднимется на мостик.

Поднимется внешне спокойным: решения приняты, распоряжения отданы, от командования одобрение получено. Да, «Малайя» и «Рамиллес» накладывали ограничения на всё соединение, тем не менее полноценные эскадренные восемнадцать держали. Времени, по расчёту штурмана, у них было предостаточно. Они успевали.

Хэлси ему попался на открытом мостике. Нахождение на этих продуваемых площадках, невзирая на время года и практически в любую погоду, если того требовала необходимость, сэр Генри считал тем, из чего и слагается британская морская традиция.

– Всегда удивлялся, как Фрэзер[160] даже в такой холод не изменял своей привычке не носить перчаток, – сам Мур, наскоро экипировавшись в непромокаемую ветровку, недолго поводит биноклем по горизонту, упрятав настывшие ладони под одежду.

Выдержав приличествующую паузу, спросит:

– И что скажете?

Кэптен, между прочим, дышащий сипящим через одну ноздрю насморком, ответит не сразу, осознавая, что вопрос не про перчатки.

– Сэр, каков бы ни был исход ночного боя, утром мы можем оказаться под ясным небом и авиацией русских. Со всеми вытекающими последствиями. Надеюсь, метеорологическое бюро флота не ошибается, и дурная погода продлится. Ещё что меня беспокоит, это топливо. Нелётная погода для нас – это хорошо, но если волнение усилится, как эсминцы смогут принять топливо на ходу?

Мур молчал ещё дольше. В официальном рапорте в адмиралтейство он достаточно подробно обрисовал положение вещей, обязательно указав на сомнительные стороны дела.

«Будем уходить самым экономичным. Да хоть дрейфовать. Под парусами», – ему захотелось выругаться.

Он в своей переписке с метрополией даже пошёл против правил, отправив личную шифровку Первому морскому лорду адмиралу Каннингэму, где уже в открытую выразил целесообразность прекращения операции и отвода соединения.

ABC[161] как опытный моряк и компетентный флотоводец должен был понять и принять его правоту. В то же время прекрасно сознавая, что руки у сэра Эндрю связаны прежде всего политическими приоритетами кабинета правительства и личными амбициями мистера Черчилля в особенности.

– Мы не можем отступить. И не вправе. И ничего не можем поделать против обстоятельств. От нас требуют победы, и наш долг…

Продолжать патетикой про долг Генри Мур не стал. Не перейдя и к конкретике. Внимание отвлёк идущий в полумиле на правом фланге эсминец, разрядивший «Хеджхог»[162]. Оба офицера разом подняли бинокли уже на вспучившие море серией глубинных бомб разрывы.

– Субмарина?! Узнайте, что сообщают с эсминца. Удалось ли её поразить?

Метнувшийся на ходовой мостик вахтенный матрос вернулся ни с чем:

– Сообщают, что, возможно, ложный контакт, сэр.

Эсминец на время задробил стрельбу, продолжая рыскать на месте, постепенно оттягиваясь за кормовые углы. Эскадра двигалась вперёд.

* * *

Сказать бы, «события к северо-востоку от Нордкапа ускорялись»… но для британцев, здесь и сейчас зависящих от максимальных ходовых качеств устаревших дредноутов, всё развивалось своим, казалось бы, неторопливым 18-узловым чередом. Быстрые самолёты сидели на палубах и в ангарах. Ветер в порывах и именно из-за этих непредсказуемых порывов достигал таких значений, при которых взлёт с авианосца ещё как-то допускался, посадка – никто бы не поручился за безаварийность. Пожалуй, лишь HMS Scourge, получив распоряжение флагмана, раскрутив турбины до полных тридцати шести, убежит вперёд, установив радиолокационный контакт с противником. И будет его поддерживать, до дальнейшего…

У адмиралов, кэптенов, лейтенант-коммандеров и прочих офицеров меньших званий достаточно было времени, чтобы обдумать, обсудить, снова поразмыслить, вырабатывая и вновь меняя тактические решения. В отличие от старика Генри Мýра, его штабные специалисты, по большей части относительно молодые люди, были настроены очень оптимистично и решительно, если не сказать задиристо. Дозорный эсминец периодически обновлял разведданные, советские корабли оставались в расчётном доступе, штурманские прокладки ориентировали выход на боевой контакт примерно к нолям[163] по местному. Они в полном праве могли уповать на успех: более вульгарные