«Бис»-исход - Александр Владимирович Плетнёв

в Исландии на покалеченном «Норфолке» контр-адмирала Гонта – прямого участника и очевидца, развеял удобные трактовки. Всё оказалось по-настоящему, это не были залповые стрельбы, это действительно было что-то качественно новое, по всей видимости, управляемое и вполне себе высокоточное.

По «делу русских» работала специально созданная комиссия при оперативном отделе адмиралтейства. Техническая сторона вопросов потребовала выйти за рамки сугубо флотского огорода, подключив к рассмотрению параллельные военные структуры. Стратегическая разведка здесь мало что смогла предоставить вразумительного, только лишь то, что в ПВО Красной армии ничего подобного замечено не было. Сделали запрос американцам – вдруг какие-то технологии были переданы по ленд-лизу? Там лишь встречно заинтересовались.

Обратились за разъяснениями к отечественным разработчикам в этой области с целью выяснить, каким образом противник может управлять и нацеливать ракеты, и как с этим бороться. Ответ специалистов удовлетворил лишь отчасти. Перспективные работы, где коррекция реактивного снаряда осуществлялась при помощи РЛС методом «осёдланный луч», и у самих англичан откровенно буксовали. Все дружно сошлись на той точке зрения, что если уж у британских инженеров в этом деле ничего не получается, то «иванам» и подавно не светит. Самая очевидная версия: русские используют более простую технологию, вероятно, германскую трофейную – наведение по радиокоманде.

В военном руководстве информацию примут к сведенью. Тем более что известные меры противодействия подобному оружию, особенно с появлением у немцев планирующих бомб, в Королевском флоте уже предусматривались[150].

В остальном для британского штабного руководства всё вписывалось в известные представления. Линейные корабли Советов, включая тяжёлый (линейный) крейсер – их основные тактико-технические характеристики были просчитаны ещё на закладке и постройке. Лёгкий авианосец-переделка, оказавшийся вне плана, вряд ли мог представлять из себя что-то необычное (выдающееся). Что, конечно, не отменяло прекрасное качество его авиагруппы. Это признали все. Принимались (оправдывая и не оправдывая) ошибки адмирала Мýра в артиллерийском бою, не ведавшего, что ему противостоит один линкор и один (похожий) корабль поменьше. Всё это – все сильные стороны советской рейдерской эскадры – уже не имело значения в условиях утраты ею в той или иной степени боеспособности.

Пожалуй, только четвёртый корабль в составе русских оставался тёмной лошадкой, и то лишь потому, что флотские специалисты не могли определиться с его классификацией. Им нужны были подробности.

Тут приходилось довольствоваться информацией из первых рук. Те лётные экипажи «Индефатигейбла» и «Формидэбла», которым довелось более-менее рассмотреть нестандартный корабль (много с высоты мельком не рассмотришь), не уставали повторять: «Взлететь колёсному самолёту с подобной площадки в корме возможно только с использованием катапульты, сесть невозможно», – начеркав кто во что горазд эскизные наброски, скорей, силуэты увиденного.

Затем удачным подтверждением отыскалась пусть и плохого качества картинка, попавшая в кадр фотопулемёта «Корсара».

– Гидроавианосец?.. – почти констатирует контр-адмирал на месте… Отвечая настоятельным просьбам руководства, командир соединения Филип Вайен будет вынужден заняться этим делом лично: опрашивать пилотов, изучать снимки и лично же вести удалённый за тысячи миль радиотелеграфный обмен с адмиралтейством – диалог в режиме точка-тире, передав в штаб флота словесный портрет. А по-другому никак.

– Авиатендер? – чуть по-другому прозвучит в штабе флота. И тоже будут склонны констатировать, помня, для примера, о своих экспериментальных потугах[151]. Не иначе, русские пытаются решить какие-то задачи посильными средствами.

По логике жанра квалифицированный штат адмиралтейства должен был правильно соотнести, в общем-то, сомнительно классифицированный корабль с рассказами лётчиков о сильном зенитном противодействии ракетными средствами. Гидроавианосец (на первый взгляд) мог иметь двоякое целевое назначение, являясь скорее крейсером противовоздушной обороны. Во всяком случае, для рейдерского соединения, действующего на вражеских коммуникациях в условиях неоспоримого господства противника в воздухе, в этом имелся определённый смысл. Тем более что идея подобных кораблей для эскадренной службы ПВО в ряде западных флотов появилась ещё до войны. Похожей компоновкой баловались и японцы при проектировании своих крейсеров дальней разведки – сосредоточивая артиллерийское вооружение в носовой части, чтобы освободить кормовую под базирование катапультных гидросамолётов[152].

Искал ответы и Филип Вайен. И не находил. Не в состоянии распознать по скверной фотографии, что там размещалось у корабля в носу перед весьма приметным комплексом надстройки. Во всяком случае, ничего похожего в привычном его представлении на ракетные многоствольные установки. И ничего похожего на орудийные башни. Хотя бы.

Вайен дополнительно ещё лишь отметит – как видел – сильно развитое антенное вооружение, в котором явно прослеживается радарное назначение.

– Очень… очень похоже на матрацные сетки[153].

В Лондоне не видели даже этого, располагая лишь, как уже говорилось, словесным портретом.

* * *

Воду замутили американцы, породив некоторые курьёзные версии.

Пусть там с подачи Рузвельта, а может, и в силу каких-то объективных причин, заокеанские партнёры предоставили англичанам честь самим разбираться с советской эскадрой, это не отменяло интереса к происходящему. И когда информация с моря попала в тему брифинга штаба атлантического оперативного командования, звёздно-полосатые союзники очень заинтересовались архитектурой советского корабля.

Особенно они зацепились за упомянутую высокую надстройку русского, когда один из британских пилотов, принимавший участие в тихоокеанской командировке авианосца «Викториес», в своём рапорте обзовёт её «пагодой»[154]. И не важно, что кто-то из сведущих в деле офицеров напомнит про старые, ещё российско-имперские линкоры, которые после модернизации при большевиках отличались подобным же комплексом фок-мачты, облепленной боевыми постами[155]. Нарисовавшийся японский след уже загипнотизировал кое-кого из ответственных лиц в американском руководстве.

Чётко налаженная обратная связь между оперативными и штабными структурами флота США вплоть до высшего звена позволяла командующему морскими силами адмиралу Кингу следить за развитием развернувшейся на другой стороне планеты филиппинской операцией неотрывно. В этот раз из докладов Нимица было выделено упоминание о переделанных японцами в плавучие базы гидроавиации уже не каких-то там крейсеров, речь шла о линкорах – «Исе» и «Хьюго».

Впервые этих перекошенных японцев обнаружили пилоты тактической группы контр-адмирала Митшера во время сражения в заливе Лейте: своего рода гибриды, эдакие полулинкор, полуавианосец, их сразу же прозвали «гермафродитами»[156].

Русский, каким его нарисовали, – с пагодообразной надстройкой, при наличии короткой полётной палубы в корме, – выглядел очень похоже.

Едва все эти совпадения обретут очертания, начальник штаба армии США и главный военный советник президента Джордж Маршалл побежит к Рузвельту, выложив некую альтернативную линию сближения Москвы и Токио. При всех допущениях данная тема продолжала беспокоить Белый дом.

Что до англичан, те так и не поняли, что под всем этим подразумевали янки. В этот раз из лондонских далей, даром, что сами ещё недавно подкидывали заокеанским союзникам мысль о сквозном переходе советской эскадры на Дальний