Александр Афанасьев - Силовой вариант ч. 2(СИ)

Специальные моторизованные части милиции — практически неизвестное силовое подразделение Советского союза. Оно комплектовалось военнослужащими срочной службы, вооружалось как внутренние войска — но в отличие от внутренних войск, привлекавшихся только к обеспечению крупных мероприятий — СМЧМ несли повседневную службу по охране общественного порядка. Им выдавалась милицейская форма и удостоверения сотрудников МВД, при несении службы они представлялись сотрудниками милиции, раскрывать свою принадлежность к СМЧМ им категорически запрещалось. В отличие от обычных сотрудников милиции, которым и ПМ то часто не выдавали (а ну как что случится!) — эти были вооружены автоматами (каждый боец!) и правила применения оружия у них были немного другими…

Отличились они почти с самого создания. В семидесятые — восьмидесятые на Кавказе и Средней Азии началась сильная криминализация и начал поднимать голову сепаратизм. Об этом никто не говорил, «обобщать» запрещалось — но это было. Местные баи зарабатывали бешеные деньги, создавали дружины и бригады, колхозы превращались в повязанные круговой порукой криминальные сообщества. Экономическая сила — стремилась перерасти в политическую: как только приезжали проверяющие так начинались поджоги и беспорядки, тщательно спланированные. Власти знали, куда не стоит соваться, чтобы не начались беспорядки и Москва не начала задавать вопросы. Милиция на местах смотрела в другую сторону — кто подкуплен, кто запуган, а кто и вообще — родич. И только они, призванные по призыву русские пацаны — как могли отстаивали интересы центра в таких местах.

Местные называли их «Черная сотня» и боялись как огня. Зная об этом, они красили форму в черный цвет, получая нагоняи от своего командования. И дальше — шли и делали то, что считали нужным. Иногда — страх перед властью в каком-нибудь горном захолустье держался только на них — а уважения к власти уже не было.

Сержант Александр Чадов в каком-то смысле был побратимом ефрейтора Мищенко — если бы они встретились в другой остановке да поговорили — выяснилось бы, что у них много общего. Один родился на улице Слесарей в Свердловске, другой и вовсе — с Васьки. Васильевский остров Ленинграда — хулиганье из хулиганья там. Начал качаться — исключительно для того, чтобы участвовать в пацанских драках. Дрались жестко, кость в кость. Не до первого трупа, как в Казани — но сотрясение мозга чем-то экстраординарным не считалось. Чадов, он же Чад — раздобыл где-то цепь от мотопилы, сложил вдвое, обмотал часть изолентой в несколько слоев. Как вмажешь — так поллица свезет.

От тюрьмы его спас милиционер. Настоящий, каких было все меньше и меньше. Еще войну захвативший. Коллеги липовали тогда по черному… он тоже липовал, но в отличие от коллег он видел свою задачу и в том, чтобы кого-то спасти. Обостренным чутьем фронтового командира на Волховском фронте, у которого в части личный состав иногда раз в неделю менялся — он выбирал внешне совершенно обычных пацанов, ничем не примечательных — таких же наглых, разболтанных, хамящих как и все остальные — и начинал работать с ними. Вызывал. Говорил. Жестко, по-мужски — не так, как тетенька из ИДН, на которую эти ухари, короли ленинградских проходняков просто болт забили. Со многими получалось — двое даже служили в его подчинении в УГРО и не было для блатных страшнее врагов чем они, идейные, те, кто знает улицу назубок и отвергает ее сознательно — а не просто отбывает номер и «рубит палки». Вот и Чадова — этот мент, пользуясь тем, что на него не было ни судимостей, ни учетов и семья нормальная, хоть и без отца — запихал в Специальную моторизованную часть милиции. Поближе к дому служить.

Чадов показал себя во время прописки. Новобранцев поднимают ночью, заставляют ползать под кроватями. Потом каждый читает клятву сынка, стоя на табурете — «сало, масло сам не жрать, старикам все отдавать»… и все такое. Потом, как только клятва прочитана — табуретку вышибают из-под ног и сынок падает. Окончание прописки — сынок снимает штаны, встает раком и кто-то из дедов со всей силы прикладывает его ремнем по заднице — чтобы звезды отпечатались.

Чадов, пацан гордый и не сломанный — выдержал ровно до клятвы сынка.

Одного деда комиссовали — тяжелая черепно-мозговая травма от удара табуретом. Двое попали в больницу.

Командир не захотел поднимать скандал — за неуставняк сильно попадало, можно было накликать проверку и оргвыводы. Продержав Чадова на губе столько, сколько возможно, его отправили обратно в казарму. Туда — он вернулся уже дедом.

Сейчас — сержант Чадов и еще несколько его сослуживцев — мчались по трассе, ведущей в Финляндию. Сам Чадов — был в Урале, он сидел у кабины и напевал какую-то песенку из «ритмов зарубежной экстрады».

— Э, Чад, о чем песня то… — толкнул его Бурак, кряжистый, деревенский увалень, который мог ударом свалить бычка — не понты, проверяли, когда их дернули в подшефное хозяйство на картоху. Но в отличие от Чадова — этот силач, когда пришла его очередь, покорно снял штаны и подставил дедам задницу…

— О бабах… — бросил Чад

Насколько он помнил — эту песню пела Сандра. Пышечка такая из ФРГ, кудрявая, красивая. Ее плакат — оголенное плечо, сексуальный взгляд — нелегально висел в казарме, офицеры старались не замечать…

— Пам-па-ра-рам, пам-па-ра-рам, по бабам… — затянул шуточную киевлянин Грицюк, который попал в Ленинград не иначе как по блату. У баб он успехом не пользовался, только что петь и оставалось. Вечно прыщавая рожа… тьфу.

Бурак толкнул Чада в бок. Он воспринимал его как старшего товарища, городского — и Чад был не против, потому что вместе они — если и не десяток положат, то пять — семь человек точняк.

— Э, Чад, а чего там…

Надо было понимать — они ехали в Урале, а когда Урал едет, да еще на скорости — услышать можно только прямое попадание танкового снаряда.

— Ты чего?

— Да…

Что-то рвануло грубую ткань тента… на него подуло, что-то просвистело, только поэтому он и понял, что это произошло. Чад поднял голову и недоуменно посмотрел на дырку в тенте… которой не было, когда они выезжали, иначе бы на него всю дорогу дуло…

— Это…

Урал мотануло вправо, да так, что он упал на колени, вперед, протянул руку, чтобы за что-то схватиться. Кто-то упал и навалился на него. Что-то сильно стукнуло по башке — на ней был белый тяжеленный шлем, как у пожарных, только толще.

Движок заглох, машина сильно замедлялась. Теперь — было слышно грохот. Впереди. Сзади. И, кажется, со всех сторон…

— Вот…

— Встань, б… с меня!

— Выходим, б…ь! — перекрикивая шум, заорал их командир, капитан Зинченко — укрыться за машинами, б…ь!

Чад выходил последним, Зинченко, стоящий у кормы машины, дернул его за рукав. Этот офицер тоже выделял Чадова — потому что парень был сметливым и жестким — прирожденный лидер. Хоть и одиночка. В уголовной среде про таких говорят — ломом подпоясанные.

— За мной. Голову пригни…

Чад последовал за ним — и тут понял, что их бронетранспортер, старенькая, списанная из армии семидесятка, которая больше ремонтировалась, чем ездила и вообще непонятно как сюда доплюхавшая — стоит и молчит. Пулемет — молчит.

— Голову пригни, б…! — выругался Зинченко и Чадов поспешил выполнить приказ. По морде бронетранспортера барабанили, визжали, рикошетируя пули.

Зинченко — открыл люк, сунулся туда…

— Принимай!

Тяжелая пуля — с шумом ударила по броне, пробила его — с искрами и грохотом. Чадов отдернул руку.

— Это из чего, б… садят? — добавил еще и матом повидавший многое в Афганистане капитан — из дэшэка что ли? Принимай, чо встал! — вызверился он на Чадова

Сначала, Чадов даже не понял, что произошло с младшим лейтенантом Медведем, командиром бронетранспортера. Потом — до замороженного ужасом мозга дошло — у него нет руки. Совсем — нет руки…

— Тащи его за машину! Ну!

С полным морозом в голове — Чадов вытащил Медведя, может, погибшего, может, и нет — за Урал. Там — к нему кинулся их санинструктор, Федька Брат…

Чадов вернулся назад. Кто-то из экипажа БТР выбирался самостоятельно — правда весь в крови и в полном ауте.

— Выведи их за машину! Вколи промедол! На!

Промедола у солдат не было — только у офицеров. Боялись наркомании…

Чадов оцепеневшей рукой принял несколько шприц-тюбиков с промедолом. Повел водилу с БТР за Урал — он был новеньким, сынком, и Чад даже не мог вспомнить, как его зовут…

Зинченко появился как раз, когда он успел вывести из бронетранспортера последнего — убитого водилу в Урале он тоже вытащил. Вместе с капитаном — был какой-то офицер-пограничник, с озверелым выражением лица и весь в крови и был Бурак…

— Подвинься! — Зинченко сунулся в БТР, начал передавать оттуда — на!