Все дороги ведут в Реймс - Александр Петрович Харников

Тимофея, то он поймет его содержание. Ведь написано оно было, по словам моего друга, на карельском – редком языке, на котором говорит небольшой народец, обитающий в Новгородской и Тверской губерниях. И вряд ли этот Кузьма, если он не родственник Петрова, окажется карелом.

– Александр Васильевич, – сказал мне Тимофей, вручая конверт с письмом, – постарайтесь передать его незаметно для окружающих. Да, и покажите этому Кузьме вот это, – Петров протянул мне на ладони детскую игрушку – вырезанную из сандалового дерева фигурку слона, бивни которого были изготовлены из белой кости.

Я забрал у Тимофея письмо и игрушечного слоника, пообещав все сделать так, как он у меня просил. Более подробно расспрашивать у него что-либо о загадочных русских я не стал. Жизнь научила меня не совать лишний раз свой нос туда, куда не следует.

После выгрузки в Дюнкерке граф Воронцов нанял кареты и подводы для того, чтобы мы и наш багаж довезли до Реймса. Он, видимо, сумел раздобыть где-то денег. Некие суммы были выданы и членам посольства, чтобы они сшили себе новую одежду, испорченную во время шторма. Пришлось для этого на пару дней задержаться в Дюнкерке.

Дабы все наши люди находились вместе и тем самым в меньшей степени подвергали опасности свою жизнь, господин вице-канцлер не стал заселять их в местные отели и трактиры, а организовал на побережье неподалеку от порта нечто вроде походного лагеря. Конечно, это было не совсем комфортно, но граф Воронцов здраво посчитал, что несколько дней можно и потерпеть, но наш бивуак таким образом можно будет лучше охранять. Хотя, конечно, играл роль и тот факт, что если наша поездка продолжилась бы дольше, чем ожидалось, то денег, полученных у пруссаков, нам могло и не хватить, и их приходилось экономить.

А пока смешанные патрули гвардейцев и калмыков бдительно несли службу. Им то и дело приходилось отгонять от нашего лагеря любопытных, которые, привлеченные необычным зрелищем, пытались проникнуть в наше расположение. Вполне вероятно, что среди них были шпионы, которых прислали люди из «Секретов короля», чтобы разузнать о наших планах и, возможно, подготовить для нас очередную каверзу.

А то, что наши недруги постараются нанести нам вред, доказал вчерашний случай с бочонком вина, который привез в наш лагерь местный житель. Он сразу же мне не понравился – во время разговора мужик с тупым выражением лица и грубыми манерами постоянно озирался по сторонам и от волнения облизывал губы.

– Александр, – шепнул мне незаметно подошедший Дарсен, – это нехороший человек. Давайте его задержим и расспросим как следует. Пусть он расскажет, кто его прислал.

Зная, что «расспросы» калмыков довольно жестоки, и после них допрашиваемому наверняка понадобится помощь лекаря, я отрицательно покачал головой. А бочонок с вином, который якобы прислал в подарок графу Воронцову один из местных купцов, я велел выгрузить за пределами лагеря.

Дождавшись, когда повозка с подозрительным визитером скроется из глаз, я осторожно обследовал бочонок. Он мне показался слишком легким для того, чтобы его содержимой было вином. Я его чуть повернул и, действительно, услышал, как внутри что-то пересыпалось.

– Это адская машинка! – такой вывод сделал я и приказал оттащить подозрительный бочонок подальше в дюны.

И, как оказалось, я не ошибся. Через полчаса мы услышали громкий взрыв. Поднявшийся в небо столб черного дыма и разлетевшиеся по всей округе обломки бочонка вперемежку с ружейными пулями стали наглядным доказательством того, что за нами начали охоту.

А сегодня утром к нам приехал некий толстяк по имени Хендрикс, отрекомендовавшийся членом местного городского совета, который потребовал, чтобы мы немедленно убрались из города, даже не дождавшись нашей новой одежды. К счастью, во время его визита в наш лагерь прискакал посланец герцогини Помпадур по имени Жан де Ру, который показал этому жирному борову некую бумагу, после которой тот стал сама любезность. И нас переселили в весьма неплохой гостевой дом, принадлежащий короне, в котором останавливаются, по словам все того же Хендрикса, «лишь титулованные дворяне». Причем с кислой миной он согласился даже с тем, что охранять наше временное обиталище будут люди Дарсена.

А де Ру уединился с графом Воронцовым и долго с ним о чем-то шептался. Видимо, сведения, им переданные, были тревожными. После окончания беседы граф вызвал меня и сообщил пренеприятнейшее известие. Отряд поляков, судя по всему, собирался устроить нам засаду. Так что гвардейцам и калмыкам надо было быть к нему готовыми.

В свою очередь, вызвав Дарсена, я тщательно проинструктировал его, пояснив, что надо держать ухо востро, но не резать всех встречных и поперечных. Калмык согласно кивнул и пообещал, что во время следования он пустит в авангарде своих лучших разведчиков.

А де Ру договорился с графом Воронцовым, что он проследует с нами до Реймса. Во-первых, он хорошо знал дорогу, а, во-вторых, мы и далее имели дозволение жить и питаться в королевских гостевых домах, а также право получать свежих лошадей. И все это, как нас заверил наш спаситель, будет оплачено из королевской казны – об этом было указано в той грозной бумаге, которой так испугался Хендрикс. Кроме того, де Ру примерно представлял себе, где именно поляки могут устроить засаду – и нарисовал нам пусть грубую, но карту леса, примыкавшего к дороге.

4 июня 1756 года. Французская Фландрия, между Бергом и Дюнкерком. Витольд Тарнавский, глава польского отряда

Позавчера нам сообщили, что московиты вот-вот проедут по этой дороге. Москалей я ненавижу с детства – когда-то, по словам моего деда, нам принадлежали земли в Черниговском воеводстве, которое это азиатское племя забрало у нас в семнадцатом веке. Да, до этого это тоже были земли московитов, но в 1618 году Чернигов стал нашим, а через десяток лет мой прапрадед получил землю с хлопами[75] к западу от города. А потом пришли сначала казаки Хмельницкого и выгнали нас оттуда, а затем эти здрайцы[76] продались Московии, и земли вместе с хлопами мы потеряли, по-видимому, окончательно.

Поэтому я не могу дождаться, когда у меня наконец появится возможность резать москалей. Все-таки они не ожидают нашей засады, а нас – двадцать пять человек, и вооружены мы знатно. А леса здесь настолько густые, что они нас не заметят до того момента, когда для них уже станет слишком поздно.

Когда нам сообщили о прибытии москалей – сначала нам это рассказал ясновельможный Гжегож Потоцкий, который, впрочем, отбыл, дабы, по его словам, доложить своему начальству. А затем в трактир прибыла рыба, и трактирщик, поговорив с возницей, также нам