Адвокат вольного города 7 - Тимофей Кулабухов

репликами я сбивал его с какого-то намеченного сценария разговора, который всё более напоминал допрос.

— У меня есть один маленький, но очень важный вопрос, — обратился он ко мне.

— Жгите, товарищ полковник.

Константин и от этого моего выпада не поменялся в лице, а вот Дмитрий, который я рядах недавно, позволил себе беззвучно заржать. Впрочем, Шпренгер этого, наверное, не заметил.

— Итак, текст обращения, — он неторопливо достал и развернул моё собственное бюрократическое творчество, передвинул стул и поставил его напротив, сел таким образом, чтобы оказаться лицом к лицу со мной.

— Здесь написаны и перечислены… — выдохнул мне в лицо секретчик.

— Конкретные слова, выражения и идиомы, которые используются так называемыми одержимыми, — подхватил я его мысль, потому что эта излишняя медлительность меня раздражала.

— Да, — легко согласился полковник. — А отсюда вопрос…

Он снова взял паузу, что дало мне возможность самому озвучить такой вопрос, заодно погубив всю театральность.

— Отсюда вопрос, откуда я знаю такие слова и выражения, если только я и сам не демонолог?

— Одержим демонами, — немного дёрнув щекой в раздражении, поправил меня Шпренгер.

— Ну да.

— И что же Вы придумаете…

Я показательно закряхтел и полез в портфель, чтобы достать оттуда папку с аккуратно вшитыми туда брошюрами и разноразмерными письменными документами. Именно за этой папкой мы и заезжали (Константин этого, само собой, не знал, а вот я подготовился, только не думал, что тут будет какой-то левый старый хрыч).

— Вот она наша голубушка, секунду…

С небольшим треском проклеенной бумаги я открыл папку на инструкции по выявлению одержимых.

— Яков… как там Вас по батюшке? Лаврович?

— Лаврович, — угрюмо буркнул полковник и жадно вперил взгляд в инструкцию, потом быстро перевёл его на Константина.

Агент побледнел.

— Ой, да бросьте, не давал он мне ничего, никаких ваших секретных циркуляров. Вообще сейчас объясню и расскажу.

— Уж потрудитесь.

— Ну, начнём тогда с того, что Константин не даёт мне заданий, поручений и так далее, только принимает доклады.

— У Вас такая категория завербованного лица, — небрежно отмахнулся Шпренгер.

— Так вот. Свою миссию по внедрению в деревню, окружение графа, работу доставщика, водителя, розыск информации — мне пришлось придумать себе самому. Ну и Предок тоже немножко заставляет.

— Да Вы просто втемяшили себе, что Вьюрковский пытается Вас убить.

— Да он, собственно, этого и не скрывает. Вопрос вообще не в этом.

— А в чём? Это же личная месть.

— Плевать на мотивы, на причины, на историю. Вот сейчас я занимаюсь этим.

— И что же Вы такого узнали?

— Начал как доставщик разговаривать, слушать, слышать. И заметил достаточно много странных слов и выражение. А тут особняк…

— Графа?

— Его.

— И что с ним?

— Это крепость. Вокруг особняка стена.

— Традиция со времён войны со Степью, кстати, последняя была совсем недавно.

— А вокруг стены ров, заросший деревьями, причём так хитро заросший, что там нет деревьев, с которых можно было бы перелезть на стену, то есть эти деревья просто визуальное прикрытие и маскировка.

— А как это связано с тем, что он якобы…

— Погодите. Теперь, сам по себе особняк окружён парком, который находится в паскудном состоянии.

Полковник пожал плечами, пока что мои слова не производили на него впечатления.

— Как строение, особняк поделён на зону для всех и закрытую для слуг, причем даже кухарка туда доступа не имеет. Вообще у него крайне мало слуг. Формально трое, реально четверо.

— Тайный слуга? Родственник, которого скрывают? Раб-пленник? Сексуальные утехи?

— Нет, — отмахнулся я. — Он вообще не проявляет интереса к этой теме. В доме трое слуг: кухарка, почтенного возраста, водитель и садовник. Причем садовник свои функции выполняет плохо, но его не увольняют.

— А четвёртый?

— Охранник в каморке на входе. Но что интересно, он не имеет доступа к дому, к территории. Ну то есть в случае нападения он прибежит, а так у него свои туалет, кровать, печка и так далее. Единственная тропинка — это кухарка приносит ему еду и забирает грязную посуду.

— Всё ещё не понимаю, как это приводит к одержимости графа. И потом, по тому, как Вы описали, реальный телохранитель — это садовник. Всё логично.

— А вот и нет. Тайлёр выяснил кое-что.

— Кто такой Тайлер? — не дал мне пройти мимо этого факта полковник и снова посмотрел на Константина.

— Детектив, которого я нанимаю для своих адвокатских дел, вот кто.

— А почему мы его до сих пор не завербовали? — не поворачиваясь ко мне, спросил Шпренгер у Константина.

— Почему-почему, — проворчал я. — Потому что он был в запое.

— Потребление алкоголя…

— Это личное дело каждого, — отрезал я. — Да, Тайлер алкоголик и параноик, что делает его хорошим детективом, но если бы я ему сказал, что им интересуется секретная служба? Я для начала не тороплюсь на каждом углу кричать о вашем существовании и о том, что знаком с вами. Или я неверно интерпретирую слово «секретная» в названии службы?

— Верно, однако такой человек…

— Крепко пьющий параноик при малейшем подозрении на угрозу резво убежит в направлении границы с Турцией, как степной конь. Вы меня сбили. Я хотел сказать, что садовник на самом деле врач. Медик.

— Однако, — это было первое слово, которое произнёс Шпренгер без негатива ко мне или кому-то из присутствующих. — А зачем ему личный врач, существование которого он скрывает?

— Вы секретная служба или кто? Вы и выясняйте. Я вообще веду к другой мысли.

— Ну-ну, — подбодрил меня Шпренгер.

— Он тоже параноик. Видите, как он закрылся ото всех? Я тут давеча летал над особняками других владетелей. На самолёте.

— А почему у меня нет об этом донесений? — нахмурился полковник.

— По кочану. Потому что меня дёрнул «сами-знаете-кто» и с тех пор не было времени написать доклада.

— Хватит прикрываться личной аудиенцией у императора! — нахмурился полковник.

— А вот и не хватит. А почему бы и не прикрываться? Почему бы не козырнуть? — я встал со стула и стал медленно расхаживать по кабинету.

Шпренгер хладнокровно и бесстрастно следил за моими перемещениями.

— А Вы понимаете, господин полковник, что канцелярия сами-знаете-кого, если допустила меня до «тела» государя, то