Лилит - Никки Мармери

знаю, какой от тебя толк! Благодаря твоим усилиям труды всей моей жизни обратились в пепел!

В таком духе мы и продолжали: взбешенная Мариам, я, перемазанная чернилами, и Иоанна, взвалившая на себя всю черную работу. Она каждый день ходила на рынок, чтобы купить еды, торговалась за дорогие пергаменты, которых требовала Мариам, перетирала и смешивала чернила разных цветов, готовила и убиралась в доме.

«Зачем же ты осталась, – можете подумать вы, – раз общество колючей, хоть и долгожданной пророчицы приносило так мало радости?»

Ответ простой: ради ее слов. Ради удовольствия записать их на долгие века. Ради счастья видеть давние порывы моего сердца наконец озвученными, да еще и так прекрасно. Потому что, в отличие от желчи, которую она изливала на меня, и приказов, отдаваемых сестре, проповеди, слетавшие с губ Мариам, были сильны и возвышенны. Она говорила аллегориями, молитвами и песнями, богатыми образами природного мира и его благами, любовью во всех ее видах, торжеством жизни и никогда – страхом смерти. Ее слова были наполнены боевым кличем бессмертной мудрости Богини-Матери:

Я первая мысль и последняя.

Та, что существует прежде всего.

Я живу в тех, кто был раньше,

и в тех, кто еще придет.

Я бесчисленна, неизмерима, неописуема.

Через меня идет мудрость,

мудрость вечного.

Я первая мысль и буду последней.

Она дополнила молитву, которую кричала на утесах Магдалы, – торжество противоположностей, гимн равновесию и полноте, восхваление женской божественной сущности и мудрости. Эту молитву она назвала «Совершенный Ум», добавив к ней новый голос ярости и непокорности, крик Богини, которую невозможно изгнать. Этот текст я переплела отдельно в том из девяти листов папируса, потому что мне он понравился больше всего. Мариам пела:

Не бросай меня, если увидишь в груде навоза,

не высмеивай меня

и не отвергай вместе с теми, кто осужден.

Подойди поближе.

Ибо я речь, которую не заглушить.

Я знание поиска и открыватель тех,

кто ищет меня.

Я та, что взывает, и та, что слушает.

Будь настороже, ибо я есть истина.

Лишь я существую,

и никто не смеет судить меня!

Ее послание было простым, но привлекательным.

Мы рождены в этом мире. Есть только он один: один мир, одна жизнь, дарованная каждому из нас. Ни один бог не стоит выше природы. Ни один мужчина – выше женщины. И мы не стоим ни выше, ни отдельно от этого мира, питающего нас.

Женщины приносят жизнь в этот мир. Принижать женщину – значит принижать саму жизнь. Гармония, а не иерархия. Сочувствие, а не жестокость. Женщин нужно ценить так же, как мы ценим этот мир, что поддерживает нас.

Когда-то у нас была Мать, но Ее больше нет. Она вернулась в землю, которая породила Ее. Но Ее вечная мудрость по-прежнему жива. Питаемые этой мудростью, мы тоже должны расти и приносить плоды. В смерти мы вернемся в землю и будем жить лишь в наших детях. Мы не обладаем душой, которая нуждается в спасении, оценке или измерении. Не может быть загробной жизни, не может быть небесной власти. Мы самодостаточны. В своих противоположностях обретаем мы цельность.

Мы должны присматривать за этим миром, источником всей жизни, за его благами и прелестями. Не пренебрегать им в надежде на нечто лучшее, ждущее впереди. Нет рая на небесах, но его можно создать здесь, на земле, если мы будем лелеять и уважать ее, ту Мать, от которой мы все произошли.

Так освободимся мы от тирании, освободимся от жестокой и подавляющей власти. Мы станем сами себе богами.

Мариам обличала страдания женщин в мире, управляемом мужчинами. К одной строке она возвращалась раз за разом, пропевая ее рефреном:

Я женщина взывающая,

брошенная на лик земной.

Эти слова трогали меня всякий раз, когда я их слышала. Потому что они говорили обо мне. Я была той женщиной, взывала о том, что потеряла. Я была отвержена и странствовала по лику земли тысячелетиями.

Для Мариам, по ее словам, это труд всей ее жизни. Для меня он значил намного больше. Это была цель, к которой я всегда стремилась. Ниспровержение всего, что произошло давным-давно в Эдеме, когда Богиня и Ее мудрость были изгнаны вместе с равновесием и гармонией и родилась новая ужасающая вера: вера в мужское превосходство, иерархию, доминирование над женщинами и землей, право осуждать и управлять.

Это было исправление и отказ от пути Адама, одобренного его Богом. Это был труд бесконечного числа жизней.

Пустой сосуд

Мы работали все лето. Спали допоздна, пока палящее солнце не пройдет над высокими пальмами и сад Иоанны не погрузится в благословенную тень, и продолжали трудиться до поздней ночи под мерцающим светом звезд.

Продвижение дела мы отмечали по растущей и убывающей луне. Когда минуло три полных цикла, Мариам наконец начала замедляться, стала больше улыбаться и прекратила дергать себя за волосы, которые местами уже начали редеть. Она теперь проявляла интерес к жизни сестры, которого я до сих пор не замечала.

– Какие вести от Симона, Иакова и Иосии?

И Иоанна рассказывала о сыновьях, рассеянных по Иудее, Самарии и Галатии. Раньше она даже не упоминала своих детей, пока о них не заговорила Мариам.

В моменты расслабленности, если мне удавалось осторожно подойти к теме издалека, Мариам рассказывала об Иешуа – о ранних днях, никогда не упоминая последние. Как они познакомились у моря в Магдале, когда он плотничал на строительстве новой синагоги. Как он, один из всех работников, остановился возле пальмы, где проповедовала Мариам, чтобы послушать ее: в деревне терпели эту странность пророчицы ради ее умирающей матери. Как Иешуа вернулся к ней после работы, чтобы задать один-единственный вопрос.

Неразлучные с тех пор, они вместе странствовали по холмам Галилеи, плавали в рыбацких лодках по бурным волнам вдали от осуждающих взглядов, прятались по пещерам на верхушках утесов, где любили друг друга, смеялись и строили планы. И в конце концов, когда мать Мариам умерла, а сестра последовала в Дамаск за новым мужем, Магдалина вместе с Иешуа отправились в Египет – скандальное поведение для неженатой пары. Там, в тени древних храмов, рядом с мистиками Марейского озера и поклоняющимися Богине раввинами Асуана, среди великих еврейских, египетских и греческих мыслителей в плавильном котле Александрии, оформилась их философская система.