Царская дорога - Дмитрий Чайка

— Ну! Ну! Им ири пер-аа! Бесут исети! Им ири пер-аа!(2)

— Ты понял, чего он орет? — лениво спросил Одиссей.

— Не-а, — покачал кудлатой башкой Эврилох. — Точно тебе говорю, это даймон Мормо. Я его всегда именно таким и представлял. Жирный, с веревками на голове, и говорит непонятное.

— Вот ты все-таки дурень, — тяжело вздохнул Одиссей. — Смотри-ка, он тоже что-то увидел.

— Хака Хасут! Хака Хасут!(3) — писец по-бабьи всплеснул руками и убежал, загребая песок сандалиями, сплетенными из тростника. Нубийцы, сверкнув белозубыми улыбками, потянулись за ним, махнув ахейцам на прощание рукой. Совсем скоро мимо них пронеслась колесница. Полуголый египтянин с важной вестью на кончике языка мчал на восток во весь опор.

Не прошло и получаса, как Одиссей понял, что значит Хака Хасут. Бирема, украшенная позолоченной бычьей головой, ткнулась в песчаный берег свои бронзовым носом, а с ее борта спрыгнул тот, кого в этой части света называли Господином моря. И этот человек, сияя широченной улыбкой, направился прямо к нему.

1 Античные авторы считали, что остров лотофагов — это остров Джерба у берегов Туниса. А лотосом из легенд они считали ягоды унобу, или зизифус, произрастающие там. Их едят в свежем и сушеном виде. В сушеном они более сладкие.

2 Ну! Ну! Им ири пер-аа! Бесут Исети! Им ири пер-аа! — Примерный перевод этой фразы звучит как: Нет! Нет! Не сметь упоминать Великий Дом! Оскверненный разбойник! Не сметь упоминать Великий Дом!

3 Хака Хасут — общее наименование, означающее «правитель чужих земель». Данное выражение имело положительную коннотацию. Оно означало союзника, которого в дипломатической переписке называли «сен», то есть «брат». Ни при каких обстоятельствах чужеземный царь, как бы велик он ни был, не мог именоваться титулом пер-аа, Великий дом. Если бы дело было в столице или другом крупном городе, ошибка Одиссея могла закончится крупным штрафом и изгнанием из Египта.

Глава 22

А он изменился, — подумал вдруг Одиссей. — Немудрено, ведь он еще молод.

Гибкая фигура царя Энея с годами становилась кряжистой, как и у всех, кто приучен биться в тяжелом доспехе. Могучие, перевитые жгутами мышц руки раскинуты, чтобы заключить царя Итаки в объятья. Смоляные волосы, охваченные золотым обручем с трезубцем, касаются плеч, а белесые шрамы, изуродовавшие его правую щеку, резко выделяются на загорелом дочерна лице. Эней облапил его и заорал.

— Одиссей! Дружище! Мы тебя уже с собаками ищем! Ты куда пропал?

— Да не пропал я, — непонимающе посмотрел на него Одиссей. — Сидел у себя в Кадисе всю зиму. Вот, олово к тебе в Энгоми везу.

— Египтяне его видели? — напрягся Эней.

— Нет, — покачал головой Одиссей. — Один полез было на борт, но мы его не пустили. Он бормотал что-то, да мы не поняли ни слова.

— Слава богам, — с облегчением выдохнул Эней. — Этот писец решил немножко себе скроить. У них тут порта еще нет, и брать пошлины они не могут. Если бы тут уже порт работал, он бы всю стражу позвал. Общипали бы тебя, как утку. Да и вымогать подарки египетские писцы мастера.

— Я ему кишки выпущу, а не подарки, — набычился Одиссей.

— И получишь целую кучу неприятностей, — мягко толкнул его Эней в сторону корабля. — Уходи в Энгоми. Набирай воду и сразу уходи. В моем порту у тебя никто ничего вымогать не будет. Не суйся в египетские порты, и в протоки Нила не суйся тоже. Утопят. А если египтяне увидят груз олова, ты можешь отсюда вообще не уйти. Тебя заставят его продать, и по той цене, что тебе назовут. С ними сложно вести дела. Иди на Кипр и жди меня. Я тут ненадолго.

— Я тебя дождусь, — кивнул Одиссей. — Много всего обсудить нужно. Да и мои парни соскучились по скачкам, шлюхам и котлетам. Какой, однако, настырный этот толстяк с веревками на голове. Как хорошо, что я не знаю этого языка. Интересно, что все-таки бормотала эта обезьяна?

— Кстати, — Эней внимательно посмотрел на него. — Ты, случайно, не видел корабли сидонцев, когда шел сюда? Ты не слышал, может, у них в этих водах какая-нибудь стоянка есть?

— Есть, — кивнул Одиссей. — На острове лотофагов они от бурь прячутся. Там бухта на загляденье просто, и ягоды вкусные растут. Хорошая земля. У меня двум парням на том острове так понравилось, что они даже остаться захотели. Баб себе там присмотрели, представляешь! Пришлось морду им набить, и на корабль силой втащить.

— А зачем? — непонимающе посмотрел на него Эней. — Ну и остались бы. Может, люди свое счастье нашли. Тебе жалко, что ли?

— Как зачем? — удивился Одиссей. — Я что, сам грести должен? Ишь, чего удумали!

— Действительно, — Эней смотрел на царя Итаки как-то странно. — Остров лотофагов, значит… Неужели это все правда…

— Что правда? — непонимающе уставился на него Одиссей.

— Да так, вспомнилось кое-что, — махнул рукой Эней, так и оставив царя в полнейшем непонимании. — Не обращай внимания. Рассказывай, где это…

* * *

Его египетское величество не стало кочевряжиться и томить меня унизительным ожиданием. Видимо, Рамзес, как и договаривались, гостил где-то неподалеку. В Саисе, скорее всего. Не прошло и пары дней, как его разукрашенная ладья выползла из Нильского рукава и пугливо пошла вдоль берега, причалив к Фаросу. Золоченые носилки спустили, и загорелые дочерна гребцы, которые их тащили, упали лицом вниз, когда повелитель миллионов сошел на песок. Он не стал надевать корону, ограничился лишь полосатым платком, закрывающим парик, и дурацкой кошачьей бороденкой, приклеенной к бритому подбородку. И вот зачем она нужна? Сбрить бороду, чтобы снова ее приклеить! Это выше моего понимания.

— Е-мое! — присвистнул я, глядя на царских слуг. — Да они же его следы целуют. И не противно им! Вот это чудо дрессуры. Как они этого добились?

Рамзес, торжественно ступая сандалиями, выложенными золотыми пластинами, вошел в тень шатра и на мгновение застыл. Я несколько месяцев думал, чем удивить царственного собрата и, кажется, у меня это получилось. В этот раз полотняный полог спрятал под собой настоящий магазин игрушек. Глаза фараона расширились, и он едва не растерял все свое достоинство, пытаясь боковым зрением разглядеть то,