Чëрный Выброс: подкритическая реактивность - Радислав Лучинский

Ну, по крайней мере, манера говорить у него не изменилась! Если бы Юрий Петрович был жив, Рэй сейчас сам всласть над собой посмеялся бы. Действительно, Оксане нужно было только напомнить про "Монолит". А дальше они могли бы прийти на "Альтаир" совершенно законным образом, а не дурацкие планы в духе приключенческого фильма строить. Даже не попытавшись получить пресловутое разрешение, даже не вспомнив о то, что имею такое право. Но Юрий Петрович не был жив, так что смеяться не хотелось.

Михаил Константинович опять уловил рэевские мысли.

— "Монолит" в экстремальном, он же "гамма"- режиме требует от человека высочайшего напряжения. А у твоего инженера ко всему ещё и сосуды слабые были. Только он это скрывал даже от жены. Думал "Монолит" сначала в эксплуатацию сдать, а уже потом кочевать по больницам. Мне коллеги его рассказали.

Рэйден сжал кулаки с такой силой, что ногти врезались в кожу.

— "Монолит" в гамма-режиме должен был гонять я! — угрюмо выдохнул он, — Я, а не мирное население!

Майор прохлопал себя по карманам в поисках сигарет. Закурил. Струйка сизого дыма поплыла в набрякшее дождём небо.

— Нет, не ты. Я прекрасно понимаю, как рассуждал Росшанский. Он, мягко говоря, не специалист по активити. Да и никто не специалист, таковых просто нет. А вот о том, что "Монолит" в гамма-режиме способен угрохать пользователя, в лаборатории предполагали. Мозг может не справиться с таким мощным потоком данных. И кого Росшанскому для опыта предлагать, ну, не дочку же! Тем более, что Оксаночка, насколько мне известно, способности имеет средние, так что её риск мог оказаться ещё и напрасным.

— Так вы хотите сказать…

— Да, именно это и хочу сказать! Росшанский всё рассчитал. Он инженер всё-таки на секретном заводе, а не барышня кисейная. Сумасшедших активити быть не должно. Чëртову координату добывать надо. Вот и…

Майор промолчал секунду и добавил. Совсем не ироничным, непривычно проникновенным голосом:

— Так что не смей считать, что это был несчастный случай! Это был подвиг.

— Так он, получается, знал, что умрëт? — спросил Рэй, содрогаясь от кощунственности собственных слов.

— Не думаю. Он знал другое: ни один чëртов ходячий реактор не должен пойти вразнос. И надеялся, что пронесёт.

— Не пронесло, — вздохнул Рэйден.

— Не пронесло. А ты на его месте не сделал бы так же?

— Сделал бы, — кивнул активити и почти помимо воли задумался: а как поступил бы Чернобыльников? Сейчас почему-то казалось, что Тошка не сделал бы. Зона отчуждения, уже почти привычно живущая внутри, вздрогнула под пронизывающим ветром этой горькой и гадкой мысли.

Майор встал с крыльца.

— И ещё одно, Рэй. Если честно, от сэнедовской истории мы, мягко говоря, в восторг не пришли. Хрусталя, конечно, инициировал сбор информации, но и только. Нам до последнего не хотелось вмешивать Светлояр, всё-таки Исса — слишком крепкий орешек. А у нас тут Зоне паршивых тринадцать лет, опыта подобных вмешательств нет вообще никакого. Так что исчезал я в том числе и на поиски кого-нибудь, кому можно этот сигнал бедствия перебросить. Желательно, не теряя совести.

— И чего? — Рэйден спрятал взгляд, чтобы майор не заметил в нём трусливой надежды — Нашли?

— Увы и ах! Не обнаружилось, понимаешь ли, в ближайших к нам пространствах никакого могучего ведомства по спасению чужих станций. А после вчерашней ночи нет смысла и искать!

— Почему, Михаил Константинович?

— Прости, но ты идиотский вопрос задал. Ноосфера же! О гибели Росшанского люди уже считали. И заговорили. В Светлояре, в Аришме, у меня на родине в Сосновом Бору. Мне теперь в рожу наплюют, если я каких-то боженьков из машин искать продолжу. Раньше опасались, сомневались, а теперь это их дело! Если уж мирный инженер… Мне записываться в добровольцы звонят уже. А фанатики твои и раньше в бой рвались, сам знаешь. Так что завязал себя, в узел, Сияющий, мать твою, Благословенный и вперëд! Работать дальше! Как бы гнусно ни было.

— Я постараюсь, — Рэй попытался выдавить из себя, улыбку. Не получилось.

— И я лично дам тебе в морду, Рэйден, если ты хоть раз мяукнешь про осторожность и прочее дерьмо, понял? — майор положил ему руку на плечо и крепко сжал, — Я не шучу.

— Я, понимаю, — торопливо сказал Рэй, — И не буду.

Он понимал, что Михаил Константинович имеет в виду. Попробовал бы кто самого Рэя останавливать и уговаривать! Но от мысли, что неизбежно будут ещё жертвы, леденело внутри.

— Знаешь, что написано в Ленинграде на Марсовом поле? — спросил майор уже совершенно другим голосом — мягко, проникновенно, — На мемориальной плите в честь погибших революционеров?

Рэй со стыдом признался, что не помнит.

— "Не жертвы — герои лежат под этой могилой", — процитировал Михаил Константинович. И добавил совсем тихо, — Самая подлая ложь себе и другим — это путать жертв с героями.

Эти слова Рэйдену даже захотелось немедленно записать в чëрный блокнот, но блокнота у него с собой не было. И вообще, он подозревал, что всей глубины этой фразы пока не понял, и о ней придëтся ещё много думать. Потом. Когда на это будут силы.

— А где все остальные? — спросил он, чтобы сменить тему и не продолжать разговор о героях и жертвах, такой невыносимый сейчас, — Здесь же или в городе?

— Здесь. Только в других домиках. Я ж оперативников в лабораторию вызвал, они вас всех и телепортировали. Быстронейтрëныш, кстати, твой, к тебе просится.

— А… Оксана как?

— Как, как… Плачет, — чекист устало потëр пальцами виски, — Ей, сам понимаешь, тяжелее всех. Не трогай её пока.

Активити опустил голову.

— Бодрее всех, конечно, Сосновский, — продолжал майор, — И Дайичи, у него как у японца иное, чем у нас в Европе понимание смерти. Домой тебе и всем я позвонил, на станцию тоже. Там пока что "аномальщики" из Ленинграда и без вас побудут. Еду принесут где-то через часик. А потом я ещё раз зайду, договорились?

— Ага.

— Ну, будь!

Рэйден печально кивнул. Быть придётся. Не смотря на то, что перспектива не быть кажется сейчас гораздо более привлекательной.

Диск 11, фрагмент 2

Быть пришлось.

Как и обещал Михаил Константинович, принесли еду — вкуснющую гречневую кашу с тушëнкой, явно из каких-то солдатских запасов. После обеда пришёл Сан Саныч Дегтярëв, костровская правая рука, снимать с Рэя показания. Потом было самое трудное — встреча с другими активити и Оксаной. Говорили мало и вяло. Не знали, куда девать глаза и руки. Сэнед вообще молчал, крутя в руках несчастный ретранслятор и старался от Рэя ни