Псы Господни - Олег Велесов

они вполне могли оказать сопротивление. Боюсь, в этом случае лейтенанту недолго бы оставалось командовать, но все послушно побросали алебарды и расстегнули оружейные ремни.

— Госпожа Полада, могу я взять вашу повозку, чтобы отвести раненого? — обратился лейтенант к маме.

— Только не забудьте потом вернуть.

— Не забуду.

— И оплатить аренду.

— Аренду? — свёл брови лейтенант.

— Аренду повозки, — без тени смущения проговорила мама. — Господин Шлюмберже не гость. Он пришёл в мой дом с оружием, пытался убить меня, моего сына и моих слуг. Я не собираюсь оказывать ему любезность.

— Хорошо, я понял. Сколько вы просите?

— Сто ливров!

— Что? Сколько? Да идите вы со своей повозкой…

— Сто ливров, — произнёс отец Томмазо, жёстко глядя ему в глаза. — Цена названа. Сообщи её господину Шлюмберже-старшему. У него достаточно средств, чтобы оплатить доставку своего сына домой.

Лейтенант скрипнул зубами, словно озвученные сто ливров ему придётся выплачивать из собственного кармана, потом махнул рукой и велел наёмникам грузить Шлюмберже на повозку. За оглобли взялись сами, мул в комплектацию не входил.

На прощанье лейтенант ещё раз посмотрел на меня и кивнул: скоро встретимся. Я тоже кивнул: обязательно встретимся.

Глава 21

Это была победа. Честно говоря, когда я увидел ввалившихся во двор шлюмбержей, то решил, что ко мне пришла маленькая северная собачка, весьма голодная и настроенная античеловечески, но в итоге это оказалась древнегреческая Ника с лавровым венком и фанфарами. Да ещё сто ливров в придачу. Обалдеть какие деньжищи! Их доставили на следующее утро — шестнадцать с половиной килограмм серебра в новеньких блестящих су, как братья-близнецы похожих на те, которые я изъял из сундука покойного прево Лушара.

Деньги привёз эконом семейства Шлюмберже, господинчик с неприятным лоснящимся лицом и незапоминающимся именем. Он бесконечно кланялся, передавал от хозяина пожелания добра и удачи. Вместе с ним приехал столяр и за два часа починил дверь и поломанные стулья. Повозку, кстати не вернули, но господинчик обещал исправить недоразумение и, как бы в подтверждение этого, вручил маме золотой перстень с большим рубином в качестве личных извинений от Шлюмберже-старшего.

Глядя на всё это, я радовался. Теперь мы обеспечены надолго, можно даже выйти за рамки привычных расходов и чаще видеть на столе мясо и рыбу. Да и вообще будет легче. О Жировике ничего не слышно, прево сдох, главе городского совета господину Шлюмберже указано на его законное место. Всему городу известно, что святая инквизиция и монахи-бенедиктинцы взяли меня под опеку. Кто рискнёт пойти против них?

Однако что-то глодало изнутри. Извинения господинчика казались фальшивыми. Несмотря на улыбки и поклоны, они истекали ядом, да и голос чересчур слащавый и гнилой. Хотелось взять клевец и дать по башке со всего размаха… Но сдержался. Не стоит показывать свои истинные чувства, пусть думают, что я принял их подношения и ни о чём плохом не подозреваю. Не время пугать, мне ещё с каждым из них отдельно побеседовать надо: со Шлюмберже, викарием Бонне, бароном де Грандпре — и задать интересные вопросы о мастере Батисте.

Первым нужно допросить викария, до него проще всего добраться. Щенок уже выяснил, что живёт он не в монастырской келье, как положено благочестивому священнослужителю, а в съёмном отеле на улице Мясников неподалёку от бывшего монастыря тамплиеров. Большой дом с садом, конюшней и охраной. Охрана плёвая, три отставника-наёмника. Расположение комнат не известно, хотя Щенок обещал решить и этот вопрос, если ему дадут время. По словам соседей, отель пользуется дурной славой: слишком шумный. По ночам слышны женские голоса, смех, музыка. Вдоль улицы выстраивается кавалькада крытых повозок. В общем, хорошо живёт викарий, не жалуется. Вот только недолго ему так жить осталось, да и вообще жить.

На третий день после пришествия Шлюмберже мы с Гуго отправились в гости на улицу Мясников. Всё было, как и говорил Щенок: смех, музыка, крытые экипажи. Возле ограды кучера развели костерок и сидели на корточках, греясь и судача о чём-то своём лакейском.

Мы подошли к воротам, охранник заступил нам путь.

— Кто такие?

— Послание от мастера Мишеля, — предъявил я уже сработавший однажды пропуск.

— Почему двое?

— Послание тяжёлое, — и сплюнул. — Или докладай хозяину, или открывай. А нет, так мы пойдём, нам здесь мёрзнуть желания мало.

Охранник засопел и сделал последнюю попытку изобразить из себя начальника:

— Больно рожи у вас разбойничьи.

— Какие уродились, с такими и живём.

— Ладно, ждите, доложу пойду.

Прежде чем идти, охранник обмотал створы ворот железной цепью. При необходимости мы могли самого его обмотать этой цепью и повесить на столбе, но слишком много свидетелей, так что обойдёмся без этого. Сейчас важно не быть узнанными.

Охранника не было минут тридцать, я успел прочувствовать всю недоброжелательность ноябрьской ночи. От холода кончики пальцев ног начали стыть и приходилось притоптывать, возвращая им чувствительность. Когда охранник появился, мне уже реально хотелось его повесить.

— Где ты ходишь, сын больной черепахи?

За черепаху он не понял, но общий настрой уловил верно.

— Вон тебе клирик, ему слух расстраивай.

К воротам прильнул человек в сутане. Глазёнки взялись обшаривать моё лицо, но я предусмотрительно прикрыл его капюшоном.

— Почему прячешься? Скрываешь чего? — насупившись, спросил клирик.

— А чё сразу скрываю? Холодно. Мёрзну я, вот и кутаюсь. Тебе чё за дело вообще?

— Подозрительно, — он прикусил губу. — Давай послание.

— Быстрый какой. Мастер Мишель сказал, викарий мне за это два су в благодарность выдаст.

— Два су посыльному? Одного денье хватит.

— Тебе может и хватит, а мне два су! — повысил я голос. — А нет, так иди чертям хвосты крутить. Отнесу послание назад, разбирайтесь между собой сами.

Клирик занервничал. Послание от Мишеля должно нести в себе нечто важное, но стоит ли оно двух су?

— Накажет тебя Господь за жадность твою. Сказано же в Писании: Кто любит серебро, тот не насытится серебром, а кто любит богатство, тому нет пользы от того, ибо есть сие суета.

— А я дам два денье священнику, он грех мой отмолит.

Клирик плюнул:

— Какой же настырный. Пошли. Если вести важные, так и быть, получишь свои сребреники.

Отель находился в глубине двора, окна закрыты ставнями, но сквозь щели сочился свет. Клирик провёл нас к чёрному входу, постучал. Дверь открылась, музыка стала громче. На пороге стоял